Дворцы Тимура не были укреплеными замками, недоступными для населения. Построенный Тимуром замок Кок-сарай в самаркандской цитадели, по-видимому, редко видел Тимура в своих стенах; как при Тимуре, так и при его преемниках он преимущественно служил казнохранилищем и государственной тюрьмой. Тимур, по-видимому, более любил свои загородные дворцы с их великолепными садами, которые в отсутствие государя служили местом прогулок для жителей Самарканда, богатых и бедных. Стены дворцов были украшены живописью, с изображением побед Тимура, его сыновей и внуков, его эмиров и войск. Еще более грандиозным садом был окружен дворец Тахта-Карача, давший свое имя перевалу между Самаркандом и Шахрисябзом. Дворец был построен весной 1398 г.; для устройства сада был использован ручей, стекавший с перевала по ущелью, в 7 фарсахах от Самарканда. О размерах сада Ибн Арабшах рассказывает анекдот, что пропавшая там лошадь была найдена только после шести месяцев.
Грандиозные оросительные работы производились Тимуром не только в его родном Мавераннахре и соседнем Хорасане, но и в таких отдаленных местностях, как Муганская степь и бассейн Кабула. Самарканд, по мысли Тимура, должен был быть самым величественным городом в мире; чтобы наглядно изобразить это величие, он вокруг Самарканда построил селения, которым дал названия самых больших известных ему городов; Султании, Шираза, Багдада, Димишка (Дамаска) и Мисра (Каира). В 1396 г., после возвращения в Самарканд из «пятилетнего» похода, Тимур на три года освободил население от податей.
Широкая жизнь столицы Тимура не осталась без влияния на коренное мусульманское население, даже на представителей мусульманской учености. Самаркандский шейх ал-ислам Абд ал-Ме-лик, потомок автора Хидии, играл в шахматы и в кости и писал стихи, т. е. предавался удовольствиям, если не прямо запрещенным религией, то во всяком случае не одобрявшимся; сам Тимур отказался от обеих игр, когда в Ограре перед смертью принес покаяние. Население культурных областей не только платило подати Тимуру, но принимало участие в его походах; в его войске, кроме чагатаев, находились также отряды, набранные в покоренных странах; хорасанец Хафиз-и Абру даже уверяет, что Тимур ни к кому не питал такого доверия, как к хорасанцам; между тем, как показывает рассказ, несомненно восходящий к тому же историку, Хорасану во время завоевания его Тимуром пришлось испытать не менее жестокие бедствия, чем другим областям.
Бартольд В. О ПОГРЕБЕНИИ ТИМУРА [16]
Клавихо и его спутники покинули Самарканд в пятницу 21 ноября; в четверг 27-го в противоположном направлении выступил из Самарканда Тимур и начал свое последнее военное предприятие - поход на Китай. Известно, что он дошел только до Отрара, где умер, по словам Шереф ад-дина и Ибн Арабшаха, в среду 18 февраля 1405 г., по надгробной надписи и по словам анонима, писавшего для Искендер-Султана, - тремя днями раньше. События следующего месяца, до захвата Самарканда внуком Тимура Халиль-Султаном, рассказаны довольно подробно у Шереф ад-дина, источником которого было, по-видимому, анонимное сочинение, сохранившееся только в лондонской рукописи Ог.159 и обнимающее только события первых лет после смерти Тимура, некоторые факты находят себе в этом труде более правильное освещение и объяснение, чем в Зафар-наме. Так, из рукописи Ог.159 видно, что не имелось в виду после смерти Тимура продолжать поход до самого Китая, как можно было бы думать на основании слов Шереф ад-дина; предлагалось осуществить только ближайшую цель предприятия - нанести удар среднеазиатским монголам. Даже для этой цели было необходимо на некоторое время скрыть от всех смерть Тимура; когда это не удалось и начались смуты, пришлось не только отказаться от всяких действий против монголов, но даже уступить им завоеванные Тимуром земли.
Гроб с телом Тимура был отправлен в Самарканд темною ночью. По рассказу анонимного автора, труп надушили благовониями, розовой водой, мускусом и камфарой; гроб поставили на носилки, украшенные драгоценными камнями и жемчугом; отвезение тела было поручено Ходжа-Юсуфу; по всей вероятности, он на пути должен был делать вид, что везет одну из жен или наложниц Тимура, отправленную обратно в Самарканд. Царицам и царевичам было предложено, «согласно требованию шариата и рассудка», не надевать траурных одежд. Через день после отправления носилок были отправлены в Самарканд царицы; при этом произошло то совещание о государственных делах, которое в рассказе Шереф ад-дина связывается непосредственно с отправлением тела Тимура.
Ходжа-Юсуф прибыл в Самарканд гораздо раньше цариц, по словам Шереф ад-дина - уже в понедельник 23 февраля, что по расстоянию между Отраром и Самаркандом едва ли возможно. Тело в ту же ночь, очевидно тайно, было опущено в склеп, причем были выполнены только религиозные обряды. Место погребения названо у Шереф ад-дина «куполом гробницы», у Абд ар-Раззака Самарканди, вообще в своем рассказе об этих событиях почти буквально повторяющего слова Шереф ад-дина, - «особым мавзолеем».
Ко времени прибытия цариц факт смерти Тимура был уже всем известен; после некоторых переговоров жены Тимура были впущены в город; царевичам и военачальникам было отказано в этом до решения вопроса о престолонаследии. Царицы и немногие бывшие с ними царевичи остановились в ханаке Мухаммед-Султана, где был погребен Тимур. Вместе с царевнами и другими знатными женщинами они выполнили обычные у кочевников траурные обряды: обнажили головы и расцарапали и почернили лица; рвали на себе волосы, бросались на землю и посыпали головы прахом, накрывали шею войлоком. При этом присутствовали в траурных одеждах бывшие в городе царевичи и вельможи, даже представители ислама, как шейх ал-исламы Абд ал-Эввель и Исам ад-дин; все базарные лавки были закрыты.