И вот тут-то мне попался Марко. Попался не сам — от казарм короля Александра вооруженные усташи конвоировали в сторону той самой гряды разномастную колонну. Из их радостных криков и гогота следовало, что евреев, цыган и сербов сгоняют со всего города на гарнизонный плац, а потом уводят на расстрел. Уводят с шутками, весело, подгоняя уколами штыков и ударами прикладов.
Полный мужчина в хорошем, но грязном и помятом костюме споткнулся, упал и принялся нашаривать слетевшие с носа очки, но ближайший конвоир тут же с гоготом наступил кованым ботинком ему на руку, а вторым с противным хрустом раздавил стеклышки. Следующий со всей силы врезал упавшему носком сапога по копчику, отчего бедолага взвыл и кубарем покатился вперед, разбрызгивая слезы. Шедшие в колонне подняли его и втащили внутрь строя. А меня мазнул отчаянный взгляд перепуганного парнишки, совсем молодого, лет пятнадцати или шестнадцати, никак не больше.
Я сжал зубы и почти прошел мимо, но пацан выглядел, как мое отражение в зеркале — слегка горбоносый сероглазый блондин с упрямым подбородком. И меня пронзило понимание, что с памятью об этом взгляде в Аргентине я не выживу.
— Фриц! Фриц, бист ду дас? — кинулся я к нему и выдернул на тротуар, пользуясь замешательством усташей.
Там я обнял парня, оторопевшего не меньше хорватов, и успел ему шепнуть на ухо «Я Генрих Шварцкопф, ты мой брат», прежде чем его попытались от меня оторвать.
— Хальт, цурюк! — заорал я на посмевшего и сунул ему в нос рейспаспорт.
— Это мой брат, Генрих Шварцкопф! — вышел из ступора и заголосил пацан.
— Документы! — раздался начальственный рык.
К нам подошел усташ в пилотке и портупее с пистолетом.
— Их бин Рейхсбюргер! Дойч, немец!
— Врет! — влез конвоир и ткнул в парня: — У этого православный крест был!
— Найн! Вир зинд Лютеранер!
Старший глянул в мой паспорт, посмотрел в мои озверевшие глаза, вернул книжечку и решил не связываться, а своему подчиненному бросил:
— Ты сам-то давно перекрестился?
Понятненько… Прозелит, новообращенный католик, такие часто желают быть святее папы Римского.
Без лишних слов я довел парня до каморки и накормил его. Он неплохо держался, но разрыдался после вопроса где его родители. Успокоить удалось не сразу, из прерываемых всхипами фраз я понял, что он из села Кривоглавцы, где местные усташи начали резвиться еще вчера, а всех, кто им противился, попросту связали попарно стальной проволокой и скинули в Босну. Марко сумел выбраться к родне в Сараево, где попал как кур в ощип.
Наказал парню не высовываться, а лучше всего залечь спать, а сам все-таки двинулся на вокзал, пытаясь успокоить раздрай в мыслях — куда деть Марко? Тащить с собой? Где взять документы? Купить? Рефлекторно полез в карман, в котором когда-то носил бумажник с кредитными картами, прежде чем сообразил, что никакого пластика тут в помине и нет. Ладно, расплатимся и бумажными деньгами.
В четвертом по счету магазинчике я нашел искомое, мне завернули в грубую коричневую бумагу несколько пачек галет. Я уже шел назад, соображая, что еще нужно запасти, когда на углу Крушевацкой встал, скрипнув тормозами, грузовик, из которого посыпались усташи, уже не в повязках, а в полноценной в черной форме. Я заторможенно прикинул, когда это они успели ей обзавестись, но если Загреб сдали десять дней назад, то время у них было, и почти прошел мимо них, но в меня уперся ствол винтовки:
— Ты кто? Православац?
Глава 6 — Неуловимые мстители
На меня пахнуло бензиновой гарью, потом и… наглостью. Эти разудалые ребята сто пудов не местные, не иначе, прислали сюда из Загреба наводить усташские порядки в Боснии. Ее только что прирезали к Ховатии с широкого барского плеча немцев, не глядя, что абсолютное большинство населения — мусульмане-бошняки и сербы. Вот и хорваты и начали сразу показывать, кто в доме хозяин.
— Православац? — с поганенькой усмешкой повторил светловолосый мужик с поросячьими глазами и ткнул в меня винтовкой еще раз.
Знакомый типаж, наверняка служил на низшей должности и вот дорвался до власти.
— Давай, помолись своему богу, — он поддел стволом сверток и выбил его из моих рук. — На колени!
Я все так же заторможено (жаль, нет тут доктора Заманова, спросить, что со мной не так) наклонился подобрать галеты, но вдруг получил пинок и упал, чуть не пропахав носом мостовую. А когда я попытался встать, усташ под ржание собравшихся кругом остальных, еще и наступил на сверток. Бумага порвалась, галеты рассыпались, но это и вывело меня из ступора, заполнив холодной яростью.