На пулемет, кроме комиссара, нашлись и другие желающие — вокруг Марко, ставшего временным хранителем столь ценного девайса, немедленно собрались интересанты. И если первый натиск парень успешно отбил, то вот сейчас, когда он на глазах у всех чуть было не облажался…
— Эй, момче, такая игрушка не для тебя! — широко усмехнулся партизан с крупным орлиным носом.
Марко только плотнее прижал пулемет к груди.
— Не жмись, отдай, ты, небось, и стрелять из него не умеешь, — уговаривал носатый.
— Да чего с ним говорить, дай сюда! — вылез из-за его спины мужик с угрюмой рожей и тут же протянул свои лапы к пулемету. — Проверить надо, не сломал ли!
Хорошо что у комиссара нашлись срочные дела и он отпустил меня, так что всю сцену я видел по мере приближения к эпицентру. Когда до галерейки оставалось полсотни шагов, угрюмый схватил пулемет за ствол и медленно, но верно потянул на себя. Красный как советский флаг Марко упрямо пытался удержать МГ в руках, но проигрывал по массе и силе. И с каждой секундой и каждым упущенным миллиметром все больше наливался злобой загнанного в угол волчонка.
Я прибавил шагу, опасаясь, как бы Марко, утратив пулемет, не натворил с отчаяния делов — пальнет еще из пистолета в упор, потом разгребать замучаемся. Да и хороший шанс поставить себя в мужском коллективе грех не использовать. Новичок если прогнется, то запинают и будет потом вечным «принеси-отнеси».
— Я тебе сейчас проверю, — недружелюбно раздвинул я троих зрителей, — прикладом поперек спины. Грабки убрал от чужого.
— А ты не охренел ли, дечко? — резко развернулся угрюмый, но пулемет не выпустил. — Как со старшими разговариваешь?
— Глухой? — уперся я в мужика взглядом. — Команду убрать грабки не слышал? Могу поджопник выписать для доходчивости.
Гул среди собравшихся с подтвердил, что я выбрал правильный градус эскалации. Угрюмый, не отпуская пулемет, развернулся ко мне:
— Ты откуда такой резкий?
Мужчины — просто большие мальчики. Просто у них игрушки дороже или убойней, вот как сейчас. И разговоры точно такие же, как в детстве на футболе или на разборках с такими же мальчишками из соседнего двора. Ну, с поправкой на сербский колорит.
— Еще спроси с какого раена.
— Че?
— Через плечо. От пулемета отцепился, три шага назад и вали, откуда пришел.
— А че, твой, что ли? — перешел к новой аргументации угрюмый.
— Вот именно что мой, с бою взял.
— Нет, вы посмотрите на него! — обернулся он к партизанам, ища поддержки. — Сопляк, а туда же! Пулемет он взял! И десять немцев убил, ага!
— Двадцать.
— Что двадцать? — не понял оппонент.
— Двадцать немцев убил. И усташей столько же.
Не вдаваясь в дальнейшие пререкания, я сделал последний шаг, разделявший меня с угрюмым и резко вдавил костяшкой пальца ему за ухо. Он взвыл, отпустил пулемет и схватился за шею, растирая болючее местоо. Но уже в следующее мгновение заорал, наливаясь красным, как только что Марко:
— Да я тебе!!!
— Ладно, один на один, на кулаках, — я сунул винтовку и без того оборуженному Марко и скинул куртку.
— С землей сравняю! — кинулся снимать китель неудавшийся пулеметчик.
— Э, он Джина завалил, — негромко сказал ему на ухо носатый.
Угрюмый еще секунду ярился, а потом до него дошло:
— Джина? Бубку Шопича, из Йованья?
Видимо, услышали и другие — по собравшимся прошел удивленный шепоток. Носатый утвердительно покивал.
— Да? — спросил притормозивший угрюмый. — И как?
— Да лоб ему прострелил, — не стал темнить информатор.
— Ну-у, это не в счет! — успокоенно оскалился готовый к драке партизан, засучивая рукава.
Прикинул — я выше, но он заметно тяжелее и явно не слабак. Значит, надо выматывать, пока не выдохнется и упирать на технику. Но получилось и того проще — он самоуверенно оглянулся на крик «Двинь ему, Глиша!» и открылся, ну я и ввалил со всей дури.
Угрюмый аж сел на задницу, а изо рта у него вылетело нечто маленькое и блестящее. Я уж подумал, что зуб выбил, но нет, всего лишь брызги слюны.
Пока он там ворочался на земле, я успел оглядеть собравшихся, намеренно скаля зубы и раздувая ноздри — дескать, кому еще вломить? Желающих не нашлось, но, к чести угрюмого, он поднялся с намерением продолжать бой.
— Прекратить! Немедленно прекратить!
Невысокий и не слишком объемный мужик в портупее, чрезвычайно похожий на Гжеся Саакашвили из «Четырех танкистов», но только без усов, решительно расталкивал зрителей. Лишившиеся зрелища вместо того, чтобы поставить нахала на место, наоборот, расступались, подтягивались и даже принимали некое подобие строевой стойки.