За разговорами проехали Сушице, Ровне, каждый раз после тщательного осмотра дозорами — если где и были недичевские жандармы, так попрятались. А после поворота на Станину Реку смотрю — Марко совсем грустный, так я голову и ломал до Пецка, где встали на обед и где удалось краем глаза залезть в карту у Иво. Елки-палки, так Марко надеялся, что мы через Каменицу поедем, где Живка! Но в Пецке у нас нашлось куда более важное дело — Лука еле слез с седла. И как он не поворачивался к лесу задом, а к нам передом, улыбчивый начальник охраны заметил кровяное пятно на штанах и погнал нашего идейного друга на перевязку под шуточки остальных.
Но Лука все вытерпел, штаны подтянул и твердо заявил, что поедет с нами дальше, несмотря на возможность остаться в Пецке и присоединиться на обратном пути. Прямо молодец — упорный, поставил цель и к ней, невзирая на препятствия! Лишь бы на пользу делу.
Похлебали наваристой чорбы, выехали на дорогу, но только я хотел по-кавалерийски подремать после еды в седле, как снова за меня взялся неугомонный Иво. И мне это нравилось — въедливый, даже настырный, причем въедливый и настырный по делу. Весь небольшой отряд проверил, расспросил, убедился, что все по уму, да и слушаются его не только потому, что он из Главного штаба — видно, что партизаны его уважают. По всем приметам, хороший организатор, а вот вояка из него не очень, его оружие — бумага и карандаш.
— Скажи, Владо, а почему ты не с равногорцами? С фашистами можно воевать и в четниках?
Ну что же, пришло время удивлять.
— Ваша же теория, марксизм которая, — прищурил я глаз на Иво, — построена на классовой борьбе. Так четники классово ближе к капиталистам, чем к вам.
— Ого, откуда такие знания?
— Да так, почитывал понемногу…
— Неужели в корпусе?
Я засмеялся:
— Скажешь тоже! За такое месяцем карцера не отделаешься!
— А где тогда?
— Так, — я неопределенно покрутил кистью, — были знакомые в городе.
И вернул разговор обратно, чтобы не началось выяснение знакомых поименно:
— А фашизм или национал-социализм как раз диктатура именно капиталистов…
— Верно…
— То есть ваша же теория говорит, что от четников до коммунистов куда дальше, чем от четников до королевского правительства и даже до гитлеровцев. Так что антифашисты из них так себе, легко могут продаться.
Иво помолчал, разглядывая меня из-под надвинутой на правую бровь пилотки со звездой и спросил прямо:
— Получается, ты коммунист?
— С чего вдруг? Мой отец — белогвардеец, семья дворянская…
— Товарищ Ленин тоже из дворян.
— Нет, мне у вас методы не нравятся. Сперва революцию сделали, потом тех, кто делал, расстреляли.
— Значит, мы плохие? — набычился Иво. — И ты все-таки с нами?
— Политика, как говорил один знакомый родителей, это не выбор между плохим и хорошим, это выбор между плохим и очень плохим. Остальные еще хуже, а вы можете стать лучше.
Только вот кругом кровавая бойня и вряд ли у коммунистов прямо сейчас получится стать гуманнее, но выбора у меня как не было, так и нет.
Но до смягчения методов коммунистам как до Берлина раком, нынешняя кровавая драка на полмира никак этому не способствует. Сейчас рулят твердокаменные догматики, готовые за идею идти на смерть и требующие этого же от остальных, иначе никак. И что характерно, после войны все пойдет тем же путем.
Но тут настала очередь Иво удивлять:
— А знаешь, это даже хорошо, что ты не коммунист.
Я повернулся в седле, ожидая продолжения и не ошибся.
— Давно думаю над созданием организации молодежи, объединить всех, кто борется против фашизма, — пристально глядел на меня Иво.
— Всех-всех?
— Да, и наших, и четников, и кто не определился тоже.
Ну да, а руководящая и направляющая роль партии никуда не денется. Но сейчас это, пожалуй, благо — чем сильнее объединение, тем больнее немцам. И если я правильно все понял, то Иво хочет из меня сделать эдакую витрину — смотрите, люди, с нами даже дворяне, да к тому же с белогвардейскими корнями! Вот не было печали, эдак он на всю страну прославит, а зачем мне такое счастье? Вон, у него самого руки совсем не рабочие, больше привычные к блокноту с карандашом, чем к серпу с молотом. Нет, мне высовываться совсем некстати, тем более тут после войны Тито начнет сталинских шпионов ловить и русских высылать.
Крупань, куда мы добрались к вечеру — центр местной горной промышленности. Сербия, оказывается, давала до сорока процентов европейской выработки сурьмы, и в городе имелся завод по выплавке, где также получали свинец из добываемой в округе руды. После таких сведений я ожидал увидеть, наконец, индустриальный центр, полный сербских шахтеров и рабочих, но увидел обычный городок, почти деревню, тысячи на три-четыре жителей.