— А насчет покрупнее?
— Насчет покрупнее. Ну если хотите, сначала байку. Полгода назад в Одессе один московский доскарь, человек достаточно серый, хотя и проходил до этого по нескольким крупным делам, купил “смальту” — каменную икону с ликом, выложенным по камню смальтовой мозаикой. Как выяснилось, купил он ее за бесценок. Отдал этот доскарь за смальту пятьсот рублей и привез в Москву. Здесь, не мудрствуя лукаво, сдал в комиссионку на улице Димитрова. Оценщик был жулик. Кстати, сейчас он сидит. Жулик-то жулик, но, так же как и доскарь, не совсем компетентный. Смальту оценщик само собой записал не как икону, а как мозаичный портрет светского характера. Оценил в тысячу, отдал эту тысячу доскарю и гут же, естественно, позвонил знаковому фирмачу, выпросив у того три. Иностранец, ливанский подданный Камил Шафир, смальту купил и моментально вывез. За границей эксперты установили, что это византийская икона двенадцатого века, с известным сюжетом, изображающим Христа-Пантократора. На аукционе Шафир взял за эту смальту миллион долларов.
— Лихо, — заметил Ант.
Я подумал: “Кажется, Эдик за эти сутки проделал серьезную работу. Молодец”.
— А если уж говорить совсем реально — сейчас у нас где-то плавают ли могут плавать три вещи. — Эдик протянул мне папку. — Здесь данные о них. Одну сразу же ставлю под сомнение. Это когда-то ошибочно отпечатанный серебряный рубль с портретом великого князя Константина. Так называемый “серебряный Константин”. Во всем мире таких рублей всего шесть — столько, сколько их и было отпечатано. Практически они бесценны — для нумизматов. Еще насчитывается четырнадцать абсолютно идентичных оригиналу фальсификатов. Но не думаю, чтобы кто-то всерьез привез для покупки “серебряного Константина” полмиллиона. Считается, что у нас в Союзе плавает только один такой рубль, все остальное — подделка. И хотя реальная аукционная цена этой монеты на международном рынке раритетов хранится в тайне, я все-таки думаю, что это пустая версия.
— Почему?
— Атрибутировать “Константина” здесь, в полуконспиративных условиях, трудно, а практически невозможно.
— Значит? — сказал Ант.
— Значит, остаются две вещи.
— Две? Как я понимаю, это два твоих главных удара?
— Может быть. По крайней мере, данных, что эти вещи могут плавать, мне бы не дала ни Оружейная палата, ни Исторический музей. Приходится всю информацию добывать у любителей. Вы слышали про панагию Ивана Грозного?
Панагия… Кажется, это что-то вроде образа, который носят на груди священники. Но о панагии Ивана Грозного я ничего не слышал.
— Я не слышал.
— А ты, Ант?
— К стыду своему, нет, — сказал Ант.
— Панагия — небольшой образок, обычно металлический, реже каменный, инкрустированный драгоценными камнями. Носили панагию лица духовного сана, но были панагии и у Ивана Грозного. До сих пор под вопросом, две их было или три. В Оружейной палате хранились раньше две личные панагии Ивана Грозного — каменные миниатюры, богато инкрустированные бриллиантами и изумрудами. А сейчас… Сейчас хранится всего одна. Во время революции вторая панагия была утеряна или похищена, след ее затерялся. И вот сейчас появились данные, что эта вторая панагия где-то плавает. Опять, конечно, только разговоры. Известный московский фарцовщик Сарджанов, который сейчас сидит — всадили ему на полную катушку, — во время предварительного следствия показал, что ему предлагали эту панагию “шестерки” другого крупного фарцовщика — Гуревича.
— Где сейчас этот Гуревич?
— Убит в прошлом году при ограблении его московской квартиры. Убийца был быстро выявлен и получил “вышку”. Но среди найденных при нем ценностей панагии не оказалось.
— Так. Подожди, что значит настоящую цену?
— Я беседовал с экспертами Третьяковки, с частными коллекционерами. Панагия дорога не своими розочками и изумрудами, которых в ней сравнительно мало. Суть в ее исторической, а значит, коллекционной ценности. По общему мнению, максимум, который могут дать за нее на аукционе за границей, — двести пятьдесят, много — триста тысяч долларов.
— Что-то не очень укладывается в наш прейскурант, — заметил Ант.
— Фанатик — коллекционер, “чудак” — мог бы дать за нее и больше. Естественно, цены в этих разговорах аукционные.
— Ладно, Эдик, — сказал я. — Последний объект.
Надо все запомнить. Хорошо запомнить, потом это поможет.
— Последний объект — золотая корона работы Фаберже. Корона эта была изготовлена в тринадцатом году по заказу царя известным мастером Фаберже-старшим и пропала без следа тоже во время революции. В короне двенадцать крупных бриллиантов амстердамской огранки, столько же старых индийских изумрудов. Изумруды уникальной величины — каждый не менее двадцати карат. Напомню, что это неизмеримо повышает цену камней такого ранга. Вообще по набору драгоценностей корона Фаберже — вещь баснословно дорогая. В центре огромный, уникальный по массе ягер-маркиз. Его окаймляют четыре круглых весселтона по двадцать восемь карат — чистейшей воды. Пара самых маленьких бриллиантов в короне — это два красавца ривера по тринадцать и три карата. Можешь себе представить?