— Что такое?
— Я же говорю, идиоты, ничего организовать не могут! Передача идет в прямом эфире, а они мне сегодня с утра заявляют, что публику для съемок я должна сама с собой привести. А это, самое малое, пятьдесят человек.
— Позвонила бы на журналистский факультет или в университет какой‑нибудь, пусть бы тебе студентов прислали.
— Да, — язвительно засмеялась Варвара, — отстал ты, Сергей, от жизни. Студент теперь не тот пошел, чтобы его бесплатно работать заставили. Мне уже один умник, вроде тебя, предложил солдат из военной части привести, два взвода. Но мне не просто публика нужна, мне умные лица в кадре требуются.
— Этого я тебе даже со своим лицом гарантировать не могу.
— Брось, Сергей! Ты как раз человек телегеничный, Тамара тоже. Выручи меня, а?
Дорогин чувствовал, это лишь первая просьба. Стоит согласиться, и Варвара попросит еще о чем‑нибудь.
— Что надевать — пиджак, смокинг, фрак?
— Ты согласился?
— По–моему, и Тамара согласна.
— Наверное, Сергей, придется мне тебя сегодня расцеловать.
— Этим не отделаешься.
— Приезжайте в чем угодно, только не забудьте документы прихватить, чтобы вас в студию пустили. Я вас у входа встречу, пропуска приготовлю. Только вы не стесняйтесь, сразу сами ко мне подходите, народу много соберется. Ах да, Сергей, — ловко изобразила забывчивость Белкина, — учтите, вам по ходу передачи придется пару вопросов мне задать. Так что вы уж придумайте парочку, а? Перед трансляцией согласуйте их со мной, чтобы я знала, как отвечать.
—- Тема передачи какая?
— Тема — это всегда я сама. Все, Сергей, не буду больше у тебя время отнимать. Раз уж ты согласился, уговаривать тебя дальше — зря слюнку тратить.
— Можешь отнять от пятидесяти статистов двух. Желаю тебе до вечера еще сорок восемь телегеничных человек сагитировать.
— Вы с Тамарой двадцать четвертый и двадцать пятая. Еще полтора часа на телефоне повишу — и наберется полный комплект.
— Ты с запасом пригласи, может, кто не придет.
— Сергей, запомни, я всех своих знакомых в этой жизни приучила, Варвару Белкину ни в большом, ни в малом обманывать нельзя, потому как самим дороже обойдется. Придут и станут как штыки.
— Счастливо.
Тамара покачала головой, глядя на Дорогина.
— Ты согласился, даже не спросив у меня, хочу ли я этого?
Дорогин почувствовал себя неловко.
— Я думал, ты хотела выбраться в Москву, побыть среди людей, увидеть Варвару…
— Может, и хотела бы. Но ты не удосужился меня спросить об этом.
«Чисто женские штучки, — подумал Сергей, понимая, что спорить бесполезно, — хотел сделать Тамаре приятное, а получилось, будто я сам и виноват. Будто не при ней я соглашался с Варварой, будто она не могла возразить.»
— Тамара, извини, но ты должна была привыкнуть ко мне. Как‑то раз ты сказала, я очень добрый.
— Да, и за это ты мне нравишься.
— Но я не могу быть добрым только по отношению к тебе. Я просто добрый, ко всем: к тебе, к Варваре, к Пантелеичу, в конце концов.
— Я думала, ты все‑таки делаешь небольшую разницу в отношениях со мной и с ними.
— Ты еще не успела с кровати подняться, а ведешь себя так, будто встала не с той ноги.
И эта незамысловатая шутка спасла положение. Тамара уже не была настроена на серьезный конфликт, она лишь выказала собственную обиду. Теперь же, когда Дорогин признал ошибку и даже покаялся, женщина вновь почувствовала себя хозяйкой положения. Она знала, если скажет Дорогину — никуда не езжай, то он и не поедет. А значит, и говорить не стоит. Ей и самой давно хотелось выбраться в Москву, очутиться среди людей. К тому же общество обещало быть интересным. Соберутся друзья Белкиной, а это журналисты, актеры, следователи и просто интересные люди.
— Ты полежи пока, а я принесу тебе кофе в постель, — Дорогин попробовал загладить несуществующую вину перед Тамарой.
— Предложение заманчивое, но лучше я поднимусь, умоюсь, почищу зубы и лягу снова.
— Ты, Тамара, очень прагматично настроена.
— Может быть. Но я все‑таки медик и смотрю на себя, на тебя немного другими глазами, чем все остальные, — взгляд Тамары упал на книжку, лежащую возле кровати, и она засмеялась.
— Что тебя так развеселило?
— Вспомнила, какую идиотскую фразу я в ней вчера прочла.
Тамара торопливо полистала страницы, отыскала нужную и прочла:
—Когда забрезжил рассвет, он разбудил ее страстным поцелуем.
— По–моему, немного безвкусно, но все‑таки сносно, — сказал Дорогин. — Страстный поцелуй — это всегда приятно.
— Это ужасно, — Тамара с отвращением захлопнула книжку. — Ты представь себе, какой вкус во рту может быть на рассвете. К тому же, если верить писателю, то его влюбленные с самого вечера плотно поужинали, солидно выпили и заснули, утомленные продолжительной любовью. Про то, что они чистили зубы, нигде не написано.