Костер догорел. Забытая на углях коптилка покрылась густым слоем пепла. Рожков вытащил ее, смахнув пепел сорванной еловой веткой, открыл. Наружу вырвался густой аромат рыбы. Такой запах бывает только от самодельных копченостей. Промышленное копчение давно уже не знает осиновых опилок, да и вообще – весь процесс никак не напоминает дедовские способы создания деликатесов. Сплошная химия, ароматизаторы и красители.
Борис снова закрыл коптилку и положил ее обратно на остывший костер, откуда правда еще тянулся легкий дымок – под слоем золы где-то тлели отдельные угольки. Мужчина осмотрелся, взял в руки лежащий рядом с палаткой спиннинг Шестакова, собрал его и пошел в сторону реки.
Бросок почти не удался, но голавль как будто ждал первого заброса. Взял блесну нагло и крепко. На то, чтобы вытащить рыбину, рыбаку потребовалось лишь несколько минут вываживания в быстрой воде переката. Слегка ошалевший от удачи Борис, держа голавля за жабры, вышел на берег и только в этот момент заметил Шестакова, который с завистью наблюдал за действиями соседа.
– Я случайно… – промямлил Рожков.
– Да ладно, Борь, забей. Ты его честно взял. Все-таки снасть качественная, не зря я на нее надеялся.
– Он твой, Саня.
– Если бы… Мне он, сука, не дался. Так что этот черт – исключительно твой трофей. – Сан Саныч развернулся и пошел в сторону палатки.
Рыба вытянула на 7 кг. Шестаков, хоть и был крайне расстроен, но старался не подавать виду. Его чувства выдавала лишь преувеличенная похвала удаче соседа. Он заставил Бориса позировать, сфотографировал его на мобильник в разных ракурсах и пообещав отпечатать фото в крупном размере, чтобы никто не усомнился в качестве улова.
Однако рыбалка уже больше не клеилась. До вечера они на двоих поймали еще штук семь хариусов, а наутро, не сговариваясь, начали собираться домой.
– Александр Александрович? – В трубке звучал голос Самойлова. – Вы еще меня помните?
– Да, Алексей Васильевич, помню. – Шестаков узнал голос следователя по делу о самоубийствах Ани и Анжелы. – Чем обязан вашему звонку?
– Видите ли, Александр Александрович, у меня новое дело с летальным исходом. И снова оно связано с вами. Буду вам весьма признателен, если вы приедете прямо сейчас ко мне. Пропуск уже выписан.
– Алексей Васильевич, но я все-таки занятой человек и не могу, бросив дела, примчаться по первому вашему зову.
– А если я вам скажу, что у меня на руках новый листок с распечаткой той самой программы?
– И что с того?
– А то, что автором был ваш сосед – Борис Андреевич Рожков.
– С ним что-то случилось? – Забеспокоился Шестаков.
– Вынужден вас проинформировать, что ваш сосед три часа назад покончил с собой прямо на рабочем месте, перекусив провод электропитания своего компьютера. И, как вы уже, наверное, поняли, на этом самом компьютере мы обнаружили тот же самый код. Это уже не просто мистическое совпадение, Александр Александрович. Вы понимаете меня?
– Хорошо, я скоро приеду.
В кабинете у Самойлова Шестаков никак не мог успокоиться. Третий случай самоубийства в его ближайшем окружении развалил хоть и натянутую, но вполне успокаивающую теорию о необъяснимом совпадении. Код на листке бумаги был тот же самый. Сан Саныч неоднократно просматривал эту абракадабру, оставленную Аней, пытаясь иррационально представить и понять послание любимой женщины. Оно казалось ему чем-то информативным, но необъяснимым и непонятным. И вот теперь этот код воспроизвел перед смертью его сосед, обычный мужик, с которым Шестакова связывали лишь кухонные посиделки да редкие вылазки на рыбалку.
Сан Саныч понимал, что теперь так просто от Самойлова не отвертеться. Да он и сам дико хотел проникнуть в суть происходящего. Что, кроме кода, связывало его Аню, ее подругу Анжелу и соседа Бориса?
Самойлов внимательно наблюдал за лицом Шестакова.
– Что скажете, Александр Александрович? Может быть у вас все-таки появились какие-то соображения, предположения, догадки, воспоминания? Что угодно, лишь бы хоть как-то понять загадку, которая за всем этим кроется.
– Вы ведь не обвиняете меня в смерти Бориса?
– А вас только это беспокоит?
– Нет, конечно. Я бы тоже хотел знать, отчего эта херня происходит именно со мной. – Шестаков пристально поглядел в глаза следователя, пытаясь понять, что именно ему предстоит теперь делать и как быть.