— Богоуш, к тебе гость!
Радостная, улыбающаяся физиономия моего приятеля йоруба сразу же выглянула из дверей ванной в конце коридора, а я подумал, что люди всегда если захотят, то найдут для своих друзей имя.
Что осталось от кнута рабовладельца через сто лет
В одной из предыдущих глав рассказывалось о жизни в Африке, на которую все еще падает тень прошлого. Ушедшие в небытие африканские державы оставили на ней свои следы. Лишь вскользь коснулись мы, однако, тех следов на побережье Африки, которые сохранились там от работорговцев и пиратов, когда-то пришедших сюда и проведших здесь всю жизнь. Теперь мы пойдем по этим следам. Позади останется Порто-Ново — город, получивший новое название, но не лишенный еще старых африканских черт. Двинемся дальше на запад. Нашей первой остановкой будет Вида, а второй — небольшой островок Горе. В конце пути мы вернемся в духоту тропиков, чтобы осмотреть гордые белые города на берегу, который когда-то назывался Золотым, и удостовериться в том, как ржавеют цепи работорговцев.
«Приветствуем тех, кто приходит с добрым намерением…»
Эти слова начертаны на стене старой португальской крепости в Виде. Путь к ней от современной Дагомеи не так уж далек. Достаточно сесть в Котону на поезд или на какой-нибудь другой вид транспорта и проехать по дороге, свернув с основной магистрали Гана — Нигерия.
Последний привет из современного, становящегося все более модернизированным Котону с его роскошными кварталами у дворцов и вилл посылает нам новая больница. И вот мы уже едем вдоль побережья. Часть дороги опоясана пальмами, а когда приближаешься к прибрежной полосе, то глаз радует буйная растительность равнинного пояса. Мы минуем несколько селений, спрятанных в зелени от любопытных взглядов проезжающих по дороге туристов, с осторожностью переезжаем железнодорожную линию (осторожность не помешает, так как на переездах довольно часто бывают несчастные случаи), оставив справа дорогу, ведущую на север, к Алладе, Абомею, и далее к берегам Нигера. Минуем небольшую деревню Ахозон, где обрабатывают ядра пальмовых орехов, и через 42 километра выедем на окраину города Виды, одного из самых интересных на карте Западной Африки.
У перекрестка нас встречает огромный крест. Он стоит тут не случайно. Вида — город, в котором еще и по сей день большим влиянием пользуется католическая церковь и ее миссионеры. Здесь есть даже католическая семинария. Другой объект, который, несомненно, нас заинтересует — кладбище у мнимых ворог города. Кладбище, как это ни парадоксально, представляет собой часть исторической социологии Виды. Здесь можно очень многое узнать о людях, проживавших когда-то в этих местах. Имена их рассказывают о происхождении, титулы — о социальном и классовом составе общества того времени. Начиная с XIX столетия на кладбище в Виде хоронили искателей приключений из Европы. Тут нашли свое последнее прибежище немцы, англичане, французы и португальцы. Интересно, что африканец, похороненный на этом кладбище, считался удостоенным высокой чести. Кладбище спрятало под свой покров тех, кто в прошлые столетия пришел искать сюда богатство и славу, а нашел тишину и покой, да и то только после смерти. Можно сказать, что с кладбища, встречающего путников на пороге города, веет дыханием прошлого, которое отложило свой отпечаток на весь город. Попытаемся, однако, оторваться от прошлого, покинем кладбище и пройдем по улицам Виды.
Два стиля двух различных миров встречаются тут вместе и тянутся вдоль дороги. Африканские домики по своему стилю напоминают домики Котону, Ломе или других мест на земле эве. Они довольно равномерно окружают рынок и образуют площади. Рынок, как и всюду, прячется под крышей из обрезков железа, чтобы торговля могла продолжаться как во время дождя, так и под немилосердно пекущим солнцем. Во дворики африканских домиков из обожженного и необожженного кирпича ведут двери и дверцы, украшенные самыми разнообразными орнаментами из легких камешков и осколков стекла, вмешанных в сырую глину. Между африканскими домишками, а иногда и на порядочном расстоянии от них стоят молчаливые колониальные дома «Les vieilles maisons coloniales»[15], как говорят о них с известным сарказмом старожилы Гвинейского побережья. Все они одинаковой высоты, обычно одноэтажные, реже в два и три этажа. Крыша — из ребристого или гладкого железа, иногда из досок, прикрывающих дырявое железо, так замазанных сверху глиной, что уже не поймешь, чем она была покрыта раньше. Обычно эти дома окружают веранды, которые не только дают возможность находиться на свежем воздухе, для чего их строят в Европе, но и защищают окна, не пропуская в комнаты лучи беспощадного солнца. А солнца европейцы боялись здесь более всего на свете. На всех окнах ставни в самом различном состоянии, двери массивные, особенно если дом сохранился с тех времен, когда форт был не только торговым центром, но и крепостью, охранявшей европейских торговцев и работорговцев. Около некоторых домов сохранились остатки стен или оборонительных валов, напоминающие архитектуру дворцов в пражском районе Малой Страны и средневековых мелкопоместных крепостей одновременно.
Давно ушли в прошлое те времена, когда по этим верандам прогуливались дамы, губернаторы, европейские путешественники и торговцы, промышлявшие различными товарами, особенно «черным деревом». Англичане, немцы, французы и датчане основывали здесь свои базы, откуда вели торговлю с Дагомейской державой, основным поставщиком рабов. Правда, в этой области они не обладали суверенитетом, ими номинально управлял специальный королевский чиновник. Он должен был уезжать из Абомея, собирать налоги и следить за тем, как ведется торговля. Такого чиновника называли йевоган. Иногда между ним и рабовладельцами возникали острые конфликты, иногда все споры разрешались мирным путем. Если торговцы закрывали глаза и открывали ладони, то длинная рука дагомейского короля не была карающей. Известны случаи, когда африканским йевоганом назначали бывших морских пиратов, иногда наполовину европейского происхождения. Таким чиновником был, например, Франциско де Суза, авантюрист, едва-едва перебивавшийся в Абомее. Позже, оказав услугу наследнику трона, он побратался с ним на жизнь и смерть. История его жизни составляет целый роман и относится к периоду расцвета старых пиратских крепостей, теперь уже полностью разрушившихся. Сцена еще цела, но играют на ней уже новые актеры. У стен бывшего немецкого форта, который теперь уже давно занят под жилье простыми африканскими жителями Виды, висит веревка с бельем. В самих стенах зияют проемы. Французский форт можно узнать лишь с трудом, а с развалинами английского резко контрастирует современная бензоколонка компании «Шелл».
Пройдем между домами через центральный рынок в городе. Над легендарным португальским фортом еще недавно, в 1961 году, развевался флаг Португалии.
«Приветствуем тех, кто приходит с добрыми намерениями», — гласит старинная пословица, которая, собственно, принадлежит Иоанну Крестителю, покровителю крепости. С ее могучих стен и башен еще по сей день смотрят дула старинных пушек. До 1961 года крепость подчинялась португальскому губернатору. Форт, вход в который закрывают железные ворота, сожжен. Его подожгла не конница и не черные солдаты дагомейского короля когда-то, в далеком прошлом, и не конкурирующие между собой пираты. Крепость, как рассказал нам один местный житель, сожгли ее владельцы. Это последний оплот европейцев на дагомейской земле. Он продолжал оставаться им даже после провозглашения независимости Дагомеи. Были сброшены гербы с французских зданий в Котону и Порто-Ново, а флаг Португалии все еще развевался над средневековыми пушками форта в Виде. Велись сложные переговоры о том, чтобы сохранить крепость как исторический памятник. Дагомейская республика, суверенное и независимое государство, не хотела, однако, чтобы на ее территории оставались колонизаторы, которые в те дни проявляли себя с определенных позиций в Анголе и Мозамбике[16]. Португальцам предложили мирно разрешить спорный вопрос: лишить ли форт прав экстерриториальности, которым он пользовался в течение столетий французского владычества, или объявить его португальским консульством. Позиция дагомейцев была весьма либеральной. Этому способствовало еще и то обстоятельство, что средневековая крепость в Виде в XX столетии стала объектом туризма. Им могло оставаться и португальское консульство, окруженное белыми стенами и охраняемое средневековыми пушками крупного калибра. Экстерриториальность олицетворяют до Сего дня белые столбы с португальскими гербами, стоящие в тридцати шагах от стен крепости. Но у португальцев не хватило чувства юмора. Они не вняли словам Иоанна Крестителя, высеченными на стене форта, и ушли не с добрыми намерениями. Комендант крепости, капитан, отдал приказ поджечь ее изнутри и, совершив этот варварский поступок, исчез. Когда я был в Виде, крепость приводили в порядок, восстанавливали обгорелые строения и чистили сад. Рабочие, увидев меня около ворот, пригласили в сад и с большой охотой провели в крепость. Через несколько минут я уже шел по городку, где еще так недавно властвовала история. Мой проводник позванивал огромными ключами. От него я узнал, что в крепости работают заключенные, отбывающие наказания за небольшие преступления. Рано утром начальник охраны приводит их в крепость, запирает там на день, а на ночь опять уводит. Уходя, я вручил заключенным несколько монет и слышал, как один из них покорно закрывал за мной решетчатые ворота. Пораженный их сознательностью, я обратился за разъяснением к своему знакомому.