Выбрать главу

Город за спиной

Стоит европейцу оставить за спиной шумный и беспокойный город, как впереди, на его дальнейшем пути, уже поднимается дымка нового города. Другое дело в Западной Африке. Нужно пройти или проехать несколько десятков, сотен, даже тысяч километров, а города вы так и не увидите. Вам попадутся только редкие рыбацкие деревушки на побережье и близ тихих лагун. Можно преодолеть огромные пространства, занятые тропическими лесами, и встретить лишь маленькие селения ашанти и фантов, точно такие, как деревни эве в Того или Дагомее. Покиньте город — и вас обступит саванна с редкими островками деревьев и кустов. После долгого пути вы окажетесь у деревни с десятком глиняных круглых или квадратных хижин. И так повсюду. Поезжайте на север от городов Ганы, Дагомеи или Того — и уже через несколько минут, после того как скроются из глаз последние домики и аэродром в Ниамее, останется позади последний кусочек асфальта и на фоне арахисовых деревьев вам будут встречаться лишь похожие друг на друга селения джерма и хауса в выгоревшей степи или саванне, которые зазеленеют только в период дождей.

Таких картин вам встретится столько, сколько селений, а числа им в Африке нет.

Маленькие и большие селения с круглыми хижинами, собравшиеся вокруг желтого пляжа, на который налетает атлантический прибой. Лов рыбы — главное занятие всей деревни, дающее хлеб насущный. Не так просто на маленьких узеньких лодчонках пересечь полосу бурлящего прибоя и раскинуть сети, которые море стремится вобрать в свою пучину с не меньшей силой, чем прибой тянет саму лодку. Нелегко вытащить на берег сеть или втянуть ее в лодку за просмоленные канаты.

Рыболовство здесь — прежде всего наблюдение за нравом моря перед ловом и после него. Такие племена, как га, аканы и эве в Гане и Того и небольшие лагунные племена, разбросанные по побережью Западной Африки и занимающиеся рыболовством, проводят с весьма давних времен самые различные метеорологические и океанографические наблюдения, что делает их по-настоящему глубокими и интересными.

Знание моря отражают и различные традиционные мифы. Трудно достается хлеб рыбакам, но море дает его постоянно. Поэтому жизнь в рыболовецких селениях везде одинакова и остается той же, что была здесь и сто лет назад. Этому способствует еще и то обстоятельство, что в некоторых селениях на побережье и в лагунах живут племена, которые по своему языку значительно отличаются от народов, их окружающих. На этнографической карте Африки жилища рыбаков выглядят маленькими точками. Часто целое племя здесь составляют жители одного большого или нескольких маленьких селений.

Можно поэтому говорить о каких-то народах, переселившихся на побережье из центральных областей, отступивших сюда под гнетом крупных племенных объединений. Когда уходить стало уже некуда, они остановились на берегу и остались тут навсегда, основав небольшие деревни и поселки, раскинувшиеся по побережью и попавшие в вечную зависимость от моря.

Лингвисты считают их, как и жителей небольших языковых островков в горах на границе Того и Ганы, остаточными племенами.

Однажды я посетил такое селение на берегу Атлантики. Какого ученого-лингвиста не заинтересовал бы язык и жизнь народа, от которого осталось всего лишь несколько сотен человек!

Мы ехали на машине по асфальтированной дороге вдоль побережья Гвинейского залива. С левой стороны тянулись пальмовые рощи и полоса пляжа, за ними виднелось море, кое-где попадались лагуны. По правой стороне раскинулись прибрежные холмы, поросшие кустарником, и равнина между ними. Неожиданно мой приятель, сидевший за рулем, улыбнулся и сказал:

— Ну, скоро будем на месте!

Я повернул голову и замер от восхищения: справа на пригорке стояло прекрасное здание, такое, какого я еще никогда не видел в Африке. Это был дворец из стекла и металла, прекрасно продуманный, в стиле современной тропической архитектуры. Вернее сказать — целый ансамбль зданий, построенный несколько лет назад. Напрасно я пытался соединить в своем представлении это здание-модерн с рыбацкой деревушкой вымирающего племени.

Мой друг объяснил:

— Вы видите новую школу-интернат, построенную совсем недавно, а слева сейчас будет деревня, как раз та, куда мы едем.

Машина еще раз повернула налево, скрипнули тормоза, и мы остановились. Деревни не было видно, только несколько домиков — вернее, круглых хижин. Но вот появился первый житель — ничем не примечательный мужчина в пробковом шлеме. Попытку сфотографировать его мужчина пресек немедленно.

— Вы на территории нашего племени. Здесь запрещено снимать!

Лишь через некоторое время я понял, что иностранные журналисты частенько приезжали сюда фотографировать деревню, выдавая потом свои снимки за изображение типичных архитектурных достопримечательностей страны.

Из последующего разговора стало ясно, что перед нами какой-то начальник — не то инспектор, не то чиновник, который должен был инспектировать деревни на побережье. В его функции входило наблюдение за тем, чтобы рыбаков никто не обманывал. Он обязан был также предупреждать любые инциденты, которые могли возникнуть при столкновении местных племен с современным миром. Происходил чиновник из другого большого племени, закончил среднюю школу и хорошо говорил по-английски и по-французски. Короче говоря, он оказался человеком, который был нам совершенно необходим. Жизнь чиновника, по его словам, нелегкая, думаю, что таковой она осталась и по сей день. Жил он в маленьком городишке в двадцати километрах от этих мест. «На работу» чиновник ездил на мотороллере, который стоял сейчас прислоненный к изображению одного из богов племени.

Связь рыбацкой деревни такого рода с внешним миром не такая уж простая вещь, как может показаться на первый взгляд. В прошлом тут перебывало довольно много различных торговцев, чаще всего обманщиков, да и журналистов, гоняющихся за сенсациями.

— Есть у нас и другие заботы, — сказал страж закона. — Вот, например, с этими барабанами… Когда у жителей деревни большой улов, они долго барабанят, потом танцуют, веселятся и воспевают удачу. Это, конечно, бывает не так уж часто. Ловить рыбу при этом приливе — не просто! Вся беда в том, что я не могу караулить здесь всю ночь, а как только уезжаю, так и начинается… Так танцуют, так барабанят, что земля трясется во всей округе!

— Ну, и что в этом плохого? — спросил я.

— Так видите, тут, на горе, построили школу, и директор жалуется, что своими танцами жители мешают учащимся…

Действительно, большая проблема!

Нам ничего не помешало, и мы смогли поближе познакомиться с жизнью деревни. Половина хижин была пуста. Старый вождь принял нас приветливо, без всяких формальностей, а в ответ на вопрос, где же мужчины, молча показал на море. Женщины стирали на берегу лагуны, дети бегали между хижинами и развешанными старыми сетями, пропахшими рыбой.

Море было необычно тихим и так манило, что мы, не раздумывая, бросились в воду. После купания — обед из консервов, которые мы привезли с собой. Через несколько минут послышался какой-то странный звук, что-то похожее на музыку или монотонное пение. Мальчишки, бегавшие вокруг нас с открытыми от удивления ртами, — из чего можно было заключить, что гости в этих местах не столь частое явление, — отошли в сторонку и собрались в кружок поближе к подросткам, которые, подобрав банки от консервов, быстро очищали их песком и тут же выбивали на них ладонями ритмы рыбацких песен своих отцов.

Интересно было наблюдать, как маленькие музыканты чувствуют песню, как методически повторяют они напев и сосредоточенно отстукивают ритм точно так же, как их отцы и деды на своих больших барабанах. Движения рук и кончиков пальцев тщательно имитировали игру взрослых музыкантов.

Закончился час обеда, закончилась и мелодичная музыка. Черные точки на море стали постепенно увеличиваться: лодки возвращались домой. Мы были поражены мастерством гребцов, храбро преодолевавших вспененную полосу прибоя. И вот уже рыбаки окружили нас.