— На осколке могла находиться часть зелья, — еще больше хмурясь, и промокая платком сочащуюся рану изрек Танасори, встречаясь с ней взглядом. — Ядовитость цикуты сохраняется при варке и сушке… Эйя, пожалуйста, скажите, что Вы еще обработали растение каким-либо образом.
Начиная понимать, к чему он клонит, девушка побледнела, отрицательно качнув головой.
— В таком случае… прошу меня извинить за это, — мужчина резко склонился вперед, вбирая ее пораненный палец в рот, и начиная высасывать кровь с возможным вкраплением яда.
Эйя дернулась, понимая, что сейчас этот сумасшедший подпишет себе смертный приговор! Однако Танасори держал ее крепко, и она чувствовала, как из ее конечности толчками в горячий рот направлялась багряная жидкость. Живительная сила, что грозила сейчас стать для своей же хозяйки билетом в один конец.
— Господин Танасори! — Эйя стала упираться, стараясь отстранить от себя мужчину.
Действующим началом в растении являлся цикутотоксин, поражающий центральную нервную систему. Если яд, не успевший разлиться по ее телу, попадет в его кровь…
— Господин Танасори, отпустите!
Однако мужчина лишь сильнее сжал ее запястье, не позволяя пальцу покинуть его ищущие губы.
Это был кошмар. Эйя с каждой минутой, с каждым тянущим движением его рта понимала, что этот день, кажется, станет последним не только для обезумевшего сына Первого Советника, но и для нее, как только узнают, что это она виновата в смерти наследника древнего рода.
Вех ядовитый, он же цикута, настой которого сейчас оказался на полу, и который она собиралась быстро вытереть, необходимый ингредиент для зелий, оказывающих успокаивающее, потогонное, противосудорожное средство, тот, что был способен проявлять болеутоляющее действие при болях в пояснице, ревматизме, мигрени и являлся основой в зельях для борьбы с раковыми клетками, он же был одним из наиболее ядовитых растений.
Эйя помнила, как наткнулась на растение со сложными зонтиками, состоящими из десятков гладких лучей, одинаковых по длине, и заканчивающихся шариками-зонтиками из мелких белых цветков возле озера, что располагалось в лесу за пределами города.
Помнила, как откопала толстое цилиндрическое корневище с немногочисленными шнуровидными, отходящими от него корнями, начав изучать его свойства и обнаружив, что в зависимости от времени года, растение видоизменяется, не теряя своих лечебных качеств.
Помнила свои походы в тенистые места возле болот и озер, как находила цикуту по берегам рек, безошибочно определяя его по мощному снаружи красноватому стеблю, вырастающему до полутора метров в высоту, наслаждаясь приятным морковным запахом.
Помнила, как это многолетнее крупное растение из семейства зонтичных, которое весной имело плотное корневище, и на продольном разрезе лишь слегка намечающиеся поперечные перегородки, к осени становилось полым, разделенным на отдельные камеры, и заставляло Эйю в замирании наблюдать, как на свежем срезе белого выступали светло-желтые смолистые капли сока, темнеющие на воздухе.
И теперь какое-то растение погубит жизнь? Сразу двоих?
Глава третья
Авери остановился на площади, в нерешительности глядя вперед. Если он пойдет прямо, упрется в аллею с магазинчиком, который сейчас, должно быть, еще закрыт, если же свернет направо, сможет навестить Ллориана, он говорил что-то насчет нового образования вроде контроля над системой, которое будет возглавлять наравне с другими кандидатами, отобранными киоссой. Интересная тема, которая, разумеется, не может остаться без его внимания.
Однако его тянуло к ней.
Отбросив сомнения, в конце-концов, если лавка закрыта, он со спокойной душой отправится к особняку дроу, Танасори замедлил шаг. Дверь «Трилистника» оказалась открытой нараспашку, а на улицу из помещения падал теплый свет.
В такое время?..
Эта девушка решила открыться пораньше?
Бесшумно переступив порог, Авери замер. Он увидел ее, но каким образом! Девушка стояла на коленях, склонив голову к полу и оттопырив аппетитный зад прямехонько по направлению к двери.
Гисхильдис!
Непрошеные мысли, совсем не подобающие по отношению к невинной девушке, тут же вспыхнули яркими образами перед глазами: как он прикрывает за собой дверь, набрасывая на нее охранное заклятие совместно с пологом неслышимости, мягко подходит ближе, склоняясь над ней, опускает руку на зовущую плоть, видит ее удивленно распахнутые глаза, в которых поначалу читается испуг, постепенно, слово за словом, переходящий в желание узнать новое, познать то, что было скрыто, и встречается с ее губами в томительно сладком поцелуе.