Моя профессия не принесла мне ничего, кроме обманутых надежд.
В глазах начальников и подчиненных у меня не было никакого авторитета, а равные меня игнорировали. Я был всего лишь полезной вещью, рабочим винтиком с одной-единственной функцией: тебе дают пациента, ты его усыпляешь, его оперируют, и все по новой. Ни здравствуйте, ни до свидания.
Конрад трещал как сорока, а я думал: должно быть что-то еще. Не такое, как моя нынешняя жизнь и Конрадово благополучие. Определенно есть что-то еще.
Как же нарисовать круг и обозначить его центр, не отрывая карандаша от бумаги? Невозможно, решительно невозможно.
Я был несчастен, а Рауль ушел, забрав с собой свою одержимость, страсть, приключение, оставив меня в объятиях одиночества и отвращения к самому себе.
На столике, словно мираж, белела его визитная карточка.
Круг и точка в центре… Невозможно!
43. Буддистская философия
Как вы думаете, ученики, чего больше:
воды в огромном океане или слез, которые вы проливаете, совершая это долгое паломничество, мчась от нового рождения к новой смерти, вновь встречаясь с теми, кого ненавидите, и расставаясь с теми, кого любите;
страдая долгие века от боли, горестей, болезней и гнета кладбищенской земли;
достаточно долго, чтобы устать от существования;
достаточно долго, чтобы захотеть от всего этого избавиться?
44. Дозрел
Потребовалось еще несколько недель разочарований, унижений и растущего раздражения, чтобы я решил наконец выбрать Рауля и его сумасбродство.
Немалую роль в этом сыграли беспрестанные звонки матери и неожиданные визиты моего брата. Добавьте сюда неудачу на любовном фронте (коллега променяла меня на дебила-стоматолога) и отсутствие хороших книг, которые могли бы хоть как-то подбодрить меня, – и вы поймете, что я созрел для Флери-Мерожи.
Однако к окончательному решению меня подтолкнула не тоскливая череда мелких неприятностей, а одна старушка, ожидавшая серьезной операции.
Я уже собирался сделать ей укол, когда ассистент предупредил, что хирург еще не готов. Я прекрасно понял, в чем дело. Этот придурок развлекался в раздевалке с медсестрой. Наркоз пациентке можно будет дать не раньше чем они закончат. Потом ей удалят опухоль, а шансы, что она выживет, один к двум.
Какой бред! Цивилизации пять тысяч лет, но нам все равно придется подождать, пока хирург не кончит трахать медсестру!
– Почему вы смеетесь? – спросила старушка.
– Да нет, ничего. Это нервное.
– Вы напомнили мне мужа. Я очень любила слушать, как он смеется. Он умер от разрыва аорты. Ему повезло, он этого даже не заметил. И ушел… в хорошем настроении.
Для нее самой смех мужа прозвучал похоронным колоколом.
– Эта операция поможет мне наконец встретиться с ним.
– Перестаньте сейчас же! Доктор Леви настоящий профи.
Старушка покачала головой:
– Нет, я хочу отдохнуть. Хватит мне уже доживать век одной. Я хочу к мужу. Туда. В рай.
– Вы верите, что есть рай?
– Конечно. Если жизнь просто кончается, и все – это очень страшно. Обязательно есть что-то после. Я опять встречусь с моим Андре – в раю или в другой жизни, мне все равно. Мы так сильно и так долго любили друг друга!
– Не говорите так. Доктор Леви вас вылечит.
Я возражал все более неуверенно, потому что уже не раз видел, как этот врач совершает ошибки.
Старушка смотрела на меня, как доверчивый щенок.
– Как же быть? Неужели я и дальше должна жить совсем одна в огромной квартире, наедине со своими воспоминаниями?.. Какой ужас!
– Но ведь жизнь…
– Невеселая штука, правда? Жизнь без любви – это переход через долину слез.
– В жизни есть не только любовь, есть еще…
– Что? Цветы, птички? Глупости! У меня в жизни не было ничего, кроме Андре, и я жила только для него. А теперь эта опухоль… Мне повезло.
– У вас есть дети? – спросил я.
– Конечно. Ждут не дождутся наследства. После операции они будут вам звонить, чтобы узнать, можно ли немедленно завладеть новой машиной или придется немного подождать.
Наши глаза встретились. С моих губ сами собой сорвались слова:
– А вы знаете, как нарисовать круг и поставить в центре точку, не отрывая карандаша от бумаги?
Старушка рассмеялась:
– Ну и вопрос! Это в детском саду уже знают.