Человек только что умер, а я пялюсь на медсестру. К горлу подступила тошнота.
– Что будем делать с трупом? – спросил я.
Рауль ответил не сразу. С отчаянной надеждой он смотрел на Марселлина.
Потом, опомнившись, ответил:
– Президент нас прикроет. В каждой тюрьме есть норма на самоубийства. Марселлина спишут на эти четыре процента, вот и все.
– Это преступление! – воскликнул я. – Как я мог влезть в эту дикую авантюру? Ты обманул меня, Рауль! Ты предал нашу дружбу, втянул меня в это безумное дело! Вы все просто отвратительны! Человек умер из-за того, что вы не отдаете себе отчета в том, что творите. Ты обманул и меня, и его.
Рауль встал – воплощенное достоинство и самообладание – и вдруг схватил меня за ворот. Глаза его горели. Он яростно бросил мне в лицо:
– Нет, я тебя не обманывал! Но цель настолько велика, что мы обязательно столкнемся с неудачами, прежде чем добьемся успеха. Рим не сразу строился. Мы уже не дети, Мишель! Это не игра, и нам придется дорого заплатить за победу. Дорого, иначе все было бы слишком просто. А если бы это было просто, то кто-нибудь уже сделал бы это. Победа будет трудной.
Я слабо защищался:
– Если вообще будет! Мне это кажется все более невероятным.
Рауль отпустил меня. Он взглянул на лицо Марселлина с широко открытым ртом. Смотреть на это было невозможно. Рауль вставил Марселлину между зубами винтовой зажим, закрепил и стал затягивать, чтобы соединить челюсти. Потом обернулся.
– Может, вы тоже думаете как Мишель? У вас еще есть время, если хотите отказаться.
Рауль ждал нашей реакции, а мы смотрели на тело Марселлина. Его лицо выглядело дико из-за зажима рот между впалыми щеками теперь был похож на птичий клюв.
– Я отказываюсь! – воскликнул Клеман. – Я верил доктору, мы все ему верили… Но он просто не может бороться со смертью! Если вы собираетесь прикончить десять тысяч парней, прежде чем у вас что-то получится, то вам придется обойтись без меня. И не уговаривайте! Обещаю никогда и никому не рассказывать о вашем проекте. Мне страшно, очень страшно!
– А ты, Хьюго? – спросил Рауль ровным голосом.
– Я остаюсь! – крикнул доброволец.
– Хочешь быть следующим танатонавтом?
– Да! Лучше сдохнуть, чем возвращаться в камеру! – Он кивнул в сторону трупа. – Ему, по крайней мере, больше не придется сидеть в клетке.
– Отлично, – сказал Рауль. – А ты, Амандина?
– Остаюсь, – бесстрастно ответила она.
Я не верил своим ушам.
– Да вы спятили, честное слово! Клеман прав. Вы готовы убить десять тысяч человек, чтобы добиться хоть какого-то результата. На меня больше не рассчитывайте.
Сорвав с себя белый халат, я швырнул его на стеллаж. Несколько бутылей разбилось, в комнате запахло эфиром.
И я ушел, хлопнув дверью.
52. Докладная записка
От кого: Бенуа Меркассьер
Кому: президенту Люсиндеру
Согласно вашим указаниям, эксперименты начались. Научно-исследовательская группа состоит из профессора-биолога Рауля Разорбака, специалиста в области анабиоза сурков, и доктора Мишеля Пэнсона, врача-анестезиолога. Им ассистирует медсестра Амандина Баллю.
Пятеро заключенных согласились участвовать в опытах. Проект «Парадиз» запущен.
53. Состояние души
Меня трясло, когда я возвращался домой. Очутившись один, я завыл, как волк на луну, но шок, вызванный смертью Марселлина, все не отпускал. Что делать? Продолжать – плохо. Бросить еще одного танатонавта на верную гибель – плохо. И я выл. Соседи стали колотить в стенку. Они добились своего: я умолк, хотя и не успокоился.
Меня раздирали противоречия. Я не хотел думать, что больше не увижу Амандину, но в то же время не испытывал никакого желания погружать людей в кому. Идеи Рауля меня увлекали, но я не желал снова брать на свою совесть чужую смерть. Не хотел я и жить в вечном одиночестве. Сама мысль вернуться к постылой работе в больнице была мне противна. В одном Рауль прав: этот проект страшен, но это грандиозная авантюра. Это приключение!
Он ненормален, ему не дает покоя самоубийство отца. Но Амандина… Что заставило ее пойти на это? Может быть, она тоже верит, что станет первооткрывателем нового мира? У Рауля язык хорошо подвешен…
Я глушил портвейн стакан за стаканом, пока совершенно не опьянел. Попробовал заснуть, читая романы. Опять я один в постели, да еще и смерть Марселлина на совести. Простыня казалась ледяной, как термоодеяло.
На следующее утро я пил кофе со сливками в бистро на углу и подумал: а что, если Марселлин умер из-за того, что ему ввели слишком много хлорида калия? Это высокотоксичное вещество, надо бы уменьшить дозу.