Конрад с удовольствием разглагольствовал о последних событиях своего счастливого бытия. Он приобрел полотна известного мастера по бросовым ценам, купил коттедж на морском побережье в Бретани, и когда мне «захочется помочь переклеить там обои, то добро пожаловать». Его дети преуспевали в школе.
Я наклеил любезную улыбку, но еще пара-тройка замечательных новостей в этом же духе, и я не смогу больше удерживать растущую потребность хорошенько врезать кулаком по его физиономии. Ничто так не раздражает, как везенье других. Особенно на фоне твоих собственных неудач…
Три-четыре раза в неделю мне названивала мать:
– Ну что же, Мишель, когда же ты мне, наконец, объявишь что-нибудь хорошее? Пора уже подумать обзавестись семьей. Посмотри на Конрада, как он счастлив!
Но одни лишь только подталкивания к браку мою мать не удовлетворяли. Она действовала. Однажды, к моему великому удивлению, она предложила мне написать в газету брачное объявление: «Знаменитый врач, богатый, интеллигентный, элегантный и одухотворенный, ищет женщину с такими же качествами». Ну или что-то в этом роде. Я был вне себя от бешенства!
Пока я был заворожен загадкой круга с нарисованным центром, Конрад продолжал излагать все подробности своей удачливой жизни. Он описал каждую комнату своего бретонского поместья и как он обвел вокруг пальца местных туземцев, чтобы заполучить его за четверть цены.
Ох уж эта его снисходительная улыбка! Чем больше он болтал, тем больше я слышал жалости в его голосе. «Бедный Мишель, – надо полагать, думал он. – Столько лет учиться, чтобы влачить такую одинокую, печальную и жалкую жизнь».
Да, это правда. В ту пору жизнь моя была хуже некуда.
Я жил один, по-холостяцки, в своей крошечной студии на улице Реомюра. Больше всего меня тяготило одиночество, и я уже не испытывал никакого удовлетворения от своей работы. По утрам я приходил в больницу. Просматривал там план-карты предстоящих операций, готовил свои растворы, втыкал шприцы, глядел на экраны мониторов.
Пока что мне еще не повезло стать знаменитым анестезиологом, да к тому же мое существование в роли великого жреца в белом облачении было еще очень далеко от всех тех надежд, о которых когда-то – очень давно – я мечтал, на краткий миг попав в больницу Сен-Луи. Сестрички милосердия все-таки носили кое-что еще под своими рабочими халатиками. Некоторые определенно были свободны, но и они отдавались исключительно в надежде выйти замуж за врача, чтобы больше не работать.
Моя профессия не принесла мне ничего, кроме обманутых ожиданий.
Я не обладал никаким весом ни в глазах своих начальников, ни подчиненных. Равные же мне – меня игнорировали. Я был всего лишь полезной вещью, а точнее, рабочим винтиком с одной-единственной функцией. Тебе дают пациента, ты его усыпляешь, его оперируют, и все по новой. Ни здравствуйте, ни до свидания.
Конрад все еще трещал как сорока, а я говорил себе, что должно быть что-то другое, чем моя нынешняя жизнь и Конрадово, так сказать, счастье. Определенно есть что-то другое.
Так как же нарисовать круг и его центр, не отрывая карандаш от бумаги? Невозможно, решительно невозможно.
Я был несчастен, а Рауль ушел, забрав с собой свое сумасшествие, свою страсть, свою эпопею, свое приключение, оставив меня в объятиях одиночества и отвращения к самому себе.
На столике, словно мираж, белела его визитная карточка.
Круг и его центр… Невозможно!
«Как вы думаете, о ученики, чего больше:
Воды в огромном океане или слез, которые вы проливаете, совершая это долгое паломничество, мчась от нового рождения к новой смерти,
Вновь встречаясь с теми, кого ненавидите, и вновь расставаясь с теми, кого любите,
Страдая за эти долгие века от боли, горестей, болезней и гнета кладбищенской земли,
Достаточно долго, чтобы устать от существования,
Достаточно долго, чтобы захотеть от всего этого избавиться?»
Поучения Будды
Отрывок из работы Френсиса Разорбака «Эта неизвестная смерть»
Потребовалось еще несколько недель разочарований, унижений и бесконечного раздражения, чтобы я решил наконец склониться на сторону Рауля с его сумасбродством.