Пришла Лана, иссиня-бледная, с двумя кружками крепкого до черноты чая; она чуть заметно дрожала после первой утренней тренировки, сорока минут в ледяной воде.
- Точно не хочешь подождать, пока все проснутся, и поесть нормально?
На часах было пять утра. Дети и внуки еще спали без задних ног.
- Не хочу, - он поморщился. - Посмотрю на них - и раскиселюсь, а мне нужен рабочий настрой. Кроме того, мне сейчас на кухне лучше вообще не появляться.
После химиотерапии от одного запаха съестного едва наизнанку не выворачивало.
Он помнил, как, выйдя из больницы с ремиссией после первого курса лечения, пытался запихнуть в себя мерзкую еду в какой-то забегаловке - лежал он, конечно, не в лондонской больнице и под чужим именем, в то время следовало соблюдать большую осторожность, чем сейчас… Сильвер понимал, что хоть что-то съесть нужно, иначе многочасовую тряску в автобусе он просто не выдержит, но заставить себя не мог.
И услышал - вряд ли ушами, чьи ограниченные возможности большую часть жизни приходилось компенсировать иным слухом - завистливое перешептывание:
- Вот зажрался… от такой вкуснятины нос воротит!
- Да уж, нет бы нам отдал…
- Угу, такой отдаст… Мечтать не вредно, Лори…
Потом ребята признались, что перепугались до одури, когда Сильвер встал и направился к ним - и дали бы деру, но ноги как приросли к асфальту. Лэнс только хмыкал в ответ - до курса терапии по системе VAD* ему ни разу не удавалось частично парализовать даже одного человека на дистанции более полуметра, хотя даром боги не обидели…
Решение взять их к себе пришло сразу же. Захотел - и точка. Просто пожалел, да и… себя вспомнил - восемнадцатилетнего, до смерти напуганного, бежавшего из родной страны от убийства пятерых человек и от того, что их убило. Тогда разносчик газет просто хотел сберечь дневную выручку и свои кости. Очень хотел, и в запале думал, когда зажали в угол: “сдохните, сдохните, твари”. Он их пальцем не тронул! И все-таки наутро его нашли без сознания рядом с пятью трупами.
Отпустили, конечно - откуда бы у тщедушного мальчишки взялись силы, чтобы расправиться с такими оглоблями, как покойные, да и на телах не было следов насилия, - но он знал, что виновен. Пожелание уродам сдохнуть, обморок и раскалывающийся изнутри череп, хотя не пил и по голове не били - все связалось в сознании в единую мысль: “я чудовище, я убил тех парней, просто захотев им смерти”.
Тогда он еще считал убийство чем-то ужасным… давно это было. Много лет назад.
Было долгое голодное путешествие, автозаправка по дороге в Дублин. Внедорожник. Владелец не заметил бродягу, но услышал мысленный приказ - и, отойдя за сигаретами, оставил багажник открытым, просто забыл запереть. Гараж на пароме - тот самый, ниже ватерлинии, и морская болезнь, выворачивающая наизнанку, еще более мучительная на пустой желудок. Хозяин машины хорошим человеком оказался, кстати - отколотил, конечно, когда обнаружил у себя нелегального пассажира за запасным колесом, но в полицию заявлять не стал.
И снова дорога, как можно дальше вглубь чужой страны. И был декабрь, улица Лондона, мокрый снег и грязное месиво на асфальте, стертые в кровь ноги и ботинки, просящие каши. И высокий светловолосый мужчина с тонкими длинными пальцами, покрасневшими от холода - он никогда не любил перчатки. Говорил, что во всем Соединенном Королевстве нет мастера, способного сшить удобные перчатки на его руку.
- Дайте мне работу, сэр. Вы урод, как и я, и вы богаты.
- Да что ты говоришь? - в те годы в его речи еще явственно звучал чешский акцент. - Почему ты так думаешь?
- Мне так показалось… то есть, я знаю, - глядя на неброско одетого человека, альбинос явственно слышал громкий, очень громкий звон монет, но сказать об этом пока не решался.
- Знаешь… ну пойдем, расскажешь, что еще ты обо мне знаешь.
Потом, вспоминая тот вечер, Сильвер понимал, что ходил по лезвию - не будь Эли экстрасенсом, способным распознать злой умысел и понять, видит человек его впервые или уже имеет некие сведения, дело кончилось бы плохо. Да и тогда в воздухе отчетливо пахло жареным. Но, в общем-то, терять было уже нечего. Он зажмурился, сосредоточился и увидел то, что вряд ли мог узнать случайный человек - конкурент или чей-то соглядатай:
- Знаю, что у вас не было секса двенадцать лет.
Эли усмехнулся, взглянул с интересом:
- Наглый, неглупый и в самом деле что-то можешь… Ты мне подходишь. Поехали.
В каком-то смысле Лэнсу повезло, что он нарвался на Каракурта, а не рабовладельца или торговца органами. Да, убежать от самого себя не получилось, пришлось принять - таким, как есть, с темным даром и способностью убивать силой мысли. Но все же его органы не рассажены десятку больных по всему миру, а скелет не обглодали крысы; он жив и в определенных кругах весьма уважаем, в его руках сосредоточена частичка власти. Приятно осознавать, что на твоей территории мелкая шушера вроде рэкетиров произносит твое имя не иначе как шепотом.
Если уж ему так повезло в свое время, почему не может повезти этим троим? Двое тяжело больных да девчонка… пропадут же ни за грош. А ведь они ничем не хуже, а то и лучше, чем был Сильвер в их годы…
- О чем задумался? - высокая светловолосая женщина мелкими глотками пила слишком крепкий, слишком горячий чай; длинные тонкие пальцы, посиневшие от ледяной воды, плотно оплели кружку, выбирая из фарфора все тепло без остатка.
- Да так… забавно получается. Я знаю Эли - ну, и тебя тоже, - ровно тридцать лет… мы в декабре встретились, помнишь?
- Помню, - она улыбнулась, едва заметно. - Я еще очень тебя испугалась - страшный лохматый взрослый дядька… А тебе и дела не было до какой-то шмакодявки, да?
- Знаешь, в тот вечер я променял бы целый гарем совершеннолетних красоток на тарелку горячего супа.
Она тихонько захихикала, спрятав лицо за кружкой, совсем по-девчоночьи. Смех у нее за эти годы ничуть не изменился.
- И еще я думаю, что моя судьба - стерва с хреновым чувством юмора… как ты считаешь, если сегодня все получится - ждать мне смерти в июле тридцать седьмого?
И от чьей руки, интересно. Не то чтобы он сомневался в своих детях - но ведь и сам когда-то питал к Эли почти что теплые чувства.
Лана покачала головой. Глаза ее, собирая и концентрируя тусклый свет лампы, светились в полумраке, как у кошки; на правой руке поблескивало тяжелое золотое кольцо с затейливым узором - две руки, удерживающие два сердца:
- Ты забываешь кое о чем. Во-первых, Лорану и уж тем более Джеймсу с Викторией до тебя ой как далеко… Они, конечно, ребята очень талантливые, но так без солнца звезды видны.* Ты единственный в своем роде, и вряд ли кто-то из наших детей к тридцать седьмому встанет с тобой на одну доску - если они вообще останутся в деле, что сомнительно. А во-вторых - знаешь, в котерии никто и никогда не говорил по-чешски. Ни до тебя, ни, тем более, после. Grá, Dilseacht, agus Cairdeas, то, что мы теперь называем котерией, - в наибольшей степени твоя заслуга.
Комментарий к Глава 29. Gra, Dilseacht, agus Cairdeas.
*Винкристин + адриамицин + дексаметазон, одна из схем химиотерапии при миеломной болезни.
**Цитата из “Поэта и гражданина”.
========== Глава 30. Женщина Дракона. ==========
Я так и не смогла уснуть этой ночью. Думала обо всем и ни о чем одновременно.
Вспоминала Форкс, кухню в нашем доме, где вся мебель выкрашена в солнечно-желтый цвет… мама хотела, чтобы у нас дома всегда было солнце, раз за окном его так мало. До сих пор помню ее старый джинсовый комбинезон, перепачканный краской.
Вспоминала машину, которую папа собирал почти по винтикам. Старенький пикап целых два года стоял у нас на заднем дворе, отнимая у Чарли все вечера и половину выходных. Мама скептически фыркала, не веря, что эта груда металлолома еще на что-то способна; Дориан старался быть полезным, а я хихикала в кулачок, зная, что о движках и прочей автомобильной “начинке” мой принц имеет весьма смутное представление.