В час ночи, когда Лиафорн решил, что не найдет Кривоногого, он находился в левой галерее одного из домов Шалако на холме. Синяк на животе постоянно болел. Его глаза горели от табачного дыма, ладана и несвежего воздуха. Наконец он добрался до длинного окна, которое смотрело на зрителей, теснивших скамейки и стулья в комнате с грязным полом под ним. Он внимательно просмотрел каждое лицо, видимое через противоположную галерею. Теперь он тяжело оперся на подоконник и позволил уму и мышцам расслабиться. Он очень устал. Почти прямо под ним и слева от него стоял деревянный алтарь, основание которого ощетинилось рядами духовных украшений с молитвенными перьями.
Рядом с ним барабанщики и флейтисты создавали замысловатый контрастный ритм, который, казалось, никогда не повторял его сложный узор. И на полу, опущенном на четыре фута или более ниже уровня земли, исключительно для того, чтобы позволить это, танцевал гигант Шалако.
С того места, где Лиафорн стоял у окна галереи этажом выше, он находился почти на уровне глаз огромной птицы. Его клюв внезапно щелкнул - полдюжины резких щелкающих звуков идеально совпадали с ритмом барабана. Он ухнул, и его странные глаза с белой ободком на мгновение уставились прямо в глаза Лиафорна. Полицейский видел это с двоением в глазах. Он видел в ней маску огромной технической изобретательности, устройство из кожи, вышитого хлопка, резного дерева, перьев и краски, которое держалось на шесте, а его клюв и движениями манипулировал танцор внутри него. Но он также видел Шалако, курьера между богами и людьми, который принес плодородие семенам и дождь в пустыню, когда люди Зуни звали его, и который пришел в этот великий день, чтобы его накормили и благословили. Теперь он танцевал, прыгая по земляному полу, его огромные рога блестели отраженным светом, его веер из пучковых перьев ощетинился, а его голос звучал как крик ночных птиц.
В ритме музыки произошел внезапный сдвиг. Голоса певцов стали громче. Коемши присоединились к Шалако на полу. Их называли тупицами.
Их тела были покрыты розоватой глиной, а маски придавали им головы искаженной формы, безволосые, выпуклые, с крошечными обведенными глазами и сморщенными ртами. Они олицетворяли идиотские и уродливые плоды инцеста - этого окончательного племенного табу. Первые коемши, как запомнил Лифорн из мифологии, были отпрыском сына и дочери Шиванни, Отца Солнца. Он послал своих детей помочь зуни в их поисках Срединного места, но у мальчика был половой акт со своей сестрой. И в ту же ночь родилось десять детей. Первый был нормальным и должен был быть предком создателей дождя. Но следующие девять были деформированными и безумными. Лиафорн задумался, его голова гудела от усталости. Глупцы олицетворяли зло, и все же они были, пожалуй, самым престижным братством этого народа. Мужчины, представлявшие десять потомков, были выбраны для исполнения этой роли в течение года. Они помогали строить ритуальные дома и участвовали в годичной серии ретритов, постов и ритуальных танцев. Это задание было настолько затратным по времени, что для глупца было обычным делом уйти с работы на год и зависеть от поддержки жителей деревни.
Лиафорн смотрел, как они танцуют. Несмотря на то, что на улице падал снег, они были обнаженными, за исключением черной набедренной повязки и шейного платка, мокасин и маски. Их танец был замысловатым: ступня была быстрой и точной, мешочки с семенами из оленьей шкуры ударялись о влажные от пота ребра, руки трясли пернатые жезлы, их голоса поднимались теперь в триумфальные крики и впадали в ритмичное декламацию саги об их жизни. люди.