Услышав шорох, я обернулся… В одной черной туфельке на высоком каблуке (вторая туфелька уплыла вон на том облаке к горизонту), ожившая утопленница, прихрамывая, направлялась ко мне. Выражение страдания на ее лице сменилось другим, похожим на то, какое бывало у тех, кто наблюдал, как вылетает конфетти из моих пальцев — ну, во-первых, они не верили своим глазам… В непосредственной близости от меня девушка остановилась и с робкой затеплившейся надеждой протянула руку; ее ноготки коснулись меня, и она отдернула руку, словно обжегшись; губы задрожали, и до меня донеслось:
— Так это не глюк… Это на самом деле?
Вслед за этим малютка томно огляделась и вдруг, с напрягшимися венами на шее, начала кричать:
— Хватит, ну хватит прикалываться!.. Мало, что весь город из-за вас на ушах?! Чего вам еще от меня надо, придурки?!. — Тут дыхание у нее перехватило. — Ну, чего… — прошептала девушка сипло, — чего привязались…
Неловко, со второй попытки, сдернув с ноги туфлю, танцовщица застучала ею по броне.
— Выходите! Выходите, гады… Я глаза вам выцарапаю!.. Я вас с землей смешаю! Не на ту нарвались… Я вас сгною!!
Но вот руки у девушки опустились, пошатнувшись, она прислонилась к огромной иве и, лия ручьем слезы, шептала:
— Да пошли вы… все… от меня…
Ветерок теребил длинные гибкие ветви, концы их вычерчивали правильные круги на песке. Я тронулся с места и тихо-претихо приблизился к плаксе…
Вздрогнув всем телом, она медленно обернулась. Неуклюжий и кроткий, я ласково заурчал, плавно вверх-вниз поводил пушкой. Зрачки у крошки расширились. Я включил рацию. Послышались начальные такты танго…
Запрокинув голову, моя партнерша взглянула мне в глаза и попятилась…
Мы топтались на песчаном пятачке. Двигаясь синкопами, девушка, отступая, скрывалась между деревьями, я, соблюдая дистанцию, наступал, исподволь оттесняя свою повелительницу все дальше от моста — под ним виднелись лодка и фигурки человечков в стеклянных масках, весело прыгающие за борт… Постепенно у нас стал вырабатываться некий единый ритм. Закусив в зубах прядь волос, партнерша, не выпуская из руки туфельки, то вдруг совершенно скрывалась в похожих на струи фонтанов зеленых ветвях, то неожиданно выступала из них, вынуждая меня взволнованно замирать на месте… Все это происходило под мелодию, рвущуюся из моей груди.
Пообсохшая на ветру, согретая солнцем, с какой-то хмурой сосредоточенной серьезностью глядя мне в глаза, эта танцовщица до мозга костей всплескивала руками, совершая молниеносные и агрессивные, плавные и нежные па… Совсем как там, в ресторане. Только на сей раз вместо расклешенного бесчувственного молодца был я, полный огня и страсти.
Внезапно музыка оборвалась, рация разразилась хрипеньем, писком морзянки… Выбив ногами пыль из песка, девушка остановилась, Грудь ее высоко поднималась, взгляд блуждал.
— Московское время, — произнес голос робота, — шестнадцать часов одна минута.
Я выключил рацию.
Мы стояли напротив друг друга, разделенные лишь сквозистой завесой колышущихся ветвей. Выронив туфельку, девушка ступила вперед…
Я невольно попятился; тотчас позади раздался хруст — на моем пути встало старое дерево. Красавица медленно приближалась ко мне с каким-то странным блеском в глазах. Вот она показалась в абрисе трещины, изукрасившей мою грудь…
И Виктор, Товарищ Майор, заряжающий с радистом из замуровавшего их мрака смогли полюбоваться на залитый солнцем мир, посреди которого брела та, о которой я от них столько слышал!
Остановившись подле меня, легендарная дева осторожно проводит пальчиками по зазубренному краю моей жизни…
— Тебе… больно?
Цепляясь за скобы, малютка взбирается мне на плечо. Дотрагиваясь до тех (не слишком глубоких) вмятин, что темнеют у меня на башне, произносит убежденно:
— Тебя хотели убить.
Она переступала по моей обнаженной броне, и я трепетал от прикосновений босых стоп…
Попытавшись открыть один из люков, бедняжка, запыхавшись, уселась на моем плече, тыльной стороной кисти откинула волосы с разгоряченного лица.
— Говорят, что взорвали железнодорожный мост. Это сделал ты?.. Зачем?