Крик Дел. Я метнулся в сторону, почувствовав ледяной порыв зимнего ветра и жар безжалостного солнца Пенджи. Удовлетворенный Терон расхохотался.
– Убери меч, Терон, – кричала Дел. – Ты бесчестишь своего ан-кайдина!
Огни погасли. Зима и лето пропали. Я понял, что стою на коленях на песке, сжимая в руках рукоять с обломком Разящего, а надо мной возвышается Терон.
Разящий.
Я тупо смотрел на сломанный клинок. Зарубка? Нет. Голубая сталь, освященная шодо, не может сломаться. Ее не разбить обычным клинком.
Я смотрел на дважды напоенный клинок Терона, на странные изгибы рукояти, на чужие руны на клинке. И ненавидел этот меч. Я ненавидел силу, которая ставила его выше других мечей. Силу, которая уничтожила Разящего.
Заколдованный, заговоренный, магический, злобный клинок.
И Разящий.
– Сдавайся, – потребовал Терон, – или плати. За женщину и за себя.
– Нет, – в ярости, в шоке, я смог выговорить только одно слово. Я думал, что этого ответа Терону хватит.
Северянин вздохнул.
– У тебя нет меча. Ты будешь драться голыми руками?
– Нет, – отрезала Дел и подошла к границе круга.
– Баска, – начал я, но в ее руке был меч…
…и она сжала мои пальцы на его рукояти.
– Возьми ее, – прошептала она так тихо, что я едва различил слова. – Используй ее. Ее зовут Бореал.
Терон что-то закричал. Что-то о нарушении клятв, что-то о мече, о разглашении его имени. Но это уже не имело значения. Меч стал моим.
Бореал: холодный, зимний ветер, воющий в Северных горах: порыв бури баньши, вмораживающий плоть в ледяную рукоять. Я гордился льдом, гордился ветром, гордился их мощью. Потому что они соединились в мече, чтобы помочь мне победить.
Бореал: меч из чужого металла, воплощение Севера. Меч, которому Дел отдала все свои силы. Меч, впитавший мастерство погибшего ан-кайдина.
У Северного танцора не было и шанса выстоять против Южного.
Мы танцевали. Терон и я. Мы делали все, чтобы выпустить друг другу кишки и вырезать сердца.
Никаких хитростей. Никаких сложностей. Никаких сверкающих узоров. Ни следа ажурной работы. Только прямые удары, наносимые изо всех сил. Бешенство, вложенное в каждую атаку. Выпад, удар, отражение. Перехватить клинок и сломать его. Взмах, атака, блокировка. Срубить ему голову с плеч. Он не зря повторно напоил клинок. Меч очень старался помочь ему. Но мы с Бореалом были сильнее.
…свет – огонь – боль…
И завывания Северного ветра.
– Тигр…
Я проснулся: тишина. Открыл глаза: утро. Приготовился к боли: ничего не почувствовал.
– Дел?
Ответ последовал не сразу. Я понял, что лежал на спине, и перекатился на живот. Я смутно помнил, что отключился сразу после того, как воткнул меч Дел в живот Терона.
Я приподнял голову. Да… еще мертв. В таком виде человек жить не может: внутренности вывалились на залитый кровью песок.
Я обернулся.
– Дел?
И увидел ее. Она стояла на коленях у круга, не решаясь нарушить закон и переступить черту. Независимо оттого, чем все кончилось, танец еще не был формально завершен. Аиды. Я медленно поднялся, почувствовал что небо и земля на момент поменялись местами. Постоял, протер рукой засыпанные песком глаза.
– Ну и меч, баска, – выдавил я из последних сил.
– Ты вернешь ее мне?
Я обернулся – меч лежал в круге. Я потянулся к нему и рука застыла в дюйме от рукояти. Неужели я держал его?
Дел улыбнулась.
– Она не укусит, Тигр. Никогда не укусит. Ты знаешь ее имя.
Я поднял меч и, выйдя из круга, передал его Дел.
– Значит это ключ? Ее имя?
– Часть ключа. Остальное… личное, – бледные брови нахмурились. – Не могу объяснить. Ты Южанин… мне не хватает слов. А чтобы понять, нужны годы. Нужен ан-кайдин, чтобы научить тебя принятым ритуалам.
– Ты ан-кайдин.
– Нет, – она посмотрела за мою спину на тело Терона. – Не больше чем он. Ан-кайдин никогда не убивает.
Я взглянул на круг.
– На Севере хоронят мертвых?
– Да.
И я похоронил его под пальмой, под Южным солнцем.
Сидя на своей крапчатой лошади, Дел смотрела на меня сверху вниз.
– Теперь это обычный меч, – уговаривала она меня. – Терон мертв. Только он знал настоящее имя клинка, и для тебя меч никогда не станет яватмой, но… это хороший клинок, хоть и без магии. А что еще нужно танцору.
– Я знаю, что меч это меч, – я сжимал в руке серебряную рукоять. Холода я не чувствовал. На клинке по-прежнему переплетались незнакомые руны. Если Дел и знала, как их прочитать, мне она о них не говорила.
– Но… это не Разящий.
– Нет, – согласилась она. – Мне жаль, Тигр. Я знаю, чем был для тебя этот меч.
Я вздохнул и все внутри меня болезненно сжалось – Разящего больше нет.
– Да, кувшин с акиви разлился, его уже не собрать.
– Нет, – она посмотрела на Север. – Ну вот все и закончилось. Мне пора ехать. Придется долго пробираться через Пенджу.
– Ты помнишь все знаки, о которых я рассказал?
– Да.
Я кивнул, убрал в ножны мой Северный меч и, вскочив в невысокое седло, подождал, пока жеребец успокоится.
– Уезжай, Дел. Не теряй здесь свои лучшие годы.
– Ладно, – она слабо улыбнулась, – но я еще не так стара.
Конечно. Ей еще далеко до старости. Она даже слишком молода для Юга. Слишком молода для Песчаного Тигра.
С другой стороны…
– Мое предложение остается в силе, – напомнил я. – У тебя еще есть целый год, прежде чем они отправят кого-то за тобой. Я не сомневаюсь, что ты расправишься с любым танцором меча в круге, – я усмехнулся, понимая, что она ждет уточнения «кроме Песчаного Тигра». – Это целый год свободы, Дел. Поехали со мной, и мы предложим кому-нибудь наши мечи.
– Нет, – в ярком свете ее белые волосы сияли. – Надо разобраться с этим раз и навсегда. Может быть мне простят кровный долг… – она нахмурилась. – Я не собираюсь извиняться. Даже перед теми, кому причинила боль, принеся смерть ан-кайдину. Но… лучше побыстрее предстать перед судом. Нельзя же бегать вечно.
Я улыбнулся.
– Хорошо. Нет смысла бегать, если можешь ходить, – я предложил жеребцу повернуть голову в направлении Русали. Для разнообразия он уступил. – Я расскажу об этом Алрику. Думаю, он за тебя переживает.
Дел кивнула.
– Прощай, Тигр. Сулхайя.
– Не стоит благодарности, – я потянулся и шлепнул лошадь по пятнистому крупу. – Отправляйся домой, Дел. Ты теряешь время.
Она повернула мерина и ускакала от меня галопом. Жеребец рванулся за крапчатым, но я натянул повод. Гнедой хотел в галоп. Он должен был догнать, вырваться вперед, доказать свое превосходство.
Я ухмыльнулся.
– А мы с тобой похожи, старик, – я похлопал мощную гнедую шею. – Рад, что я вернулся?
По обычной лошадиной привычке он не ответил. Я натянул повод, поворачивая на восток, и жеребец запротестовал. Мне стоило большого труда не пустить его в галоп. Попробуйте спокойно размышлять, когда лошадь с характером моего гнедого несется галопом. Никогда не знаешь, взбредет ли ему в голову попытаться скинуть тебя через плечо, резко опустить голову или поддать задом. Такие приключения не доставляют радости, не говоря уже о том, что в конце полета можно оказаться в другом мире. Опасаясь за свою жизнь, я заставил жеребца идти шагом. Мне нужно было многое обдумать. Теперь, после смерти Аладара, вернуться в Джулу я не мог. Оставалось только обойти город стороной и ехать в Русали другой дорогой…
Я остановил жеребца и придержал его, хотя он и танцевал и бочил, недовольно фыркая. Всем своим видом он показывал, что мне давно пора было принять решение. Я машинально сдерживал его и смотрел вслед Дел. Не отрываясь. На горизонте еще виднелось облачко малиновой пыли, поднимавшейся из-под копыт ее лошади. Она скакала на Север. Над облачком я разглядел белое пятно ее шелкового бурнуса…
– Аиды, лошадь, если ты ничего лучше не придумаешь… – я повернул жеребца на Север и отдал ему повод.