Они обнялись. Салли-Энн, тоже потискав Карни в своих объятиях, предложила ему в полет еще кусок пирога, но он решительно отказался. Ему хотелось поскорее уйти отсюда, прочь от праздника, прочь от сентиментальности. Оторваться от земли, подняться в воздух.
Долго ждать Карни не пришлось. Вскоре он летел на высоте трех миль над землей, сидя за штурвалом «Лир-35А», лучшего частного реактивного самолета на свете, не имеющего на своем полированном серебристом корпусе никаких надписей и знаков кроме регистрационного номера.
Он летел в сторону поразительно прекрасного заката — идеальный оранжевый диск опускался в огромные мечущиеся тучи, окрасившиеся в розовые и пурпурные цвета.
Только рассвет может сравниться красотой с этим зрелищем. И только гроза может быть более величественной.
До аэропорта «О'Хейр» было 723 мили, и «Лир» преодолел это расстояние меньше чем за два часа. Центр управления полетами в Чикаго, вежливо попросив снизиться до четырнадцати тысяч футов, передал самолет станции слежения за подходом.
— Станция слежения за подходом Чикаго, — подал запрос Тим. — «Лир — Чарли Джульетт» приближается на высоте четырнадцати тысяч футов.
— Приветствую вас, «Чарли Джульетт», — ровным голосом произнес другой диспетчер. — Снижайтесь до восьми тысяч. Альтиметр в Чикаго — тридцать точка один. Ожидаемая полоса — двадцать семь.
— Принято, Чикаго. «Чарли Джульетт» снижается с четырнадцати до восьми тысяч.
Аэропорт «О'Хейр» является самым оживленным в мире, и поэтому диспетчер поставил самолет в очередь на посадку, заставив его кружить над западными пригородами Чикаго.
Через десять минут приятный голос предложил:
— «Чарли Джульетт», заходите курсом ноль-девять-ноль по ветру на двадцать седьмую полосу.
— Курс ноль-девять-ноль. «Чарли Джульетт» принял, — ответил Тим. Взглянув на яркие созвездия, высыпавшие на серо-стальное небо, Карни подумал: «Эх, Перси, если бы ты видела, какие сегодня звезды…» И впервые за всю свою летную карьеру поступил так, как не должен поступать профессионал. Тревога за Перси стремительно нарастала. Он должен был услышать ее голос.
— Принимай управление, — бросил Карни Тиму.
— Есть принять управление, — ответил тот, без вопросов беря в руки штурвал.
Сквозь треск атмосферных разрядов снова раздался голос авиадиспетчера.
— «Чарли Джульетт», снижайтесь до четырех тысяч. Курс прежний.
— Принято, Чикаго, — ответил Тим. — «Чарли Джульетт» снижается с восьми до четырех тысяч. Карни переключил частоту радиостанции.
— Вызываю компанию, — ответил он на вопросительный взгляд Тима.
Связавшись с Тэлботом, Карни попросил его переключить вызов к нему домой. Ожидая соединения, он начал под руководством Тима осуществлять предпосадочную подготовку.
— Отклонить закрылки на двадцать градусов.
— Закрылки на двадцать градусов… есть.
— Проверить скорость.
— Сто восемьдесят узлов.
Когда Тим заговорил в микрофон: «Чикаго, „Чарли Джульетт“ прошел пятую отметку, приближается к четвертой», Карни услышал гудки.
Ну же. Перси, сними трубку! Где же ты?
Пожалуйста…
Раздалась команда диспетчера:
— «Чарли Джульетт», снижайте скорость до один-восемь-ноль. Связывайтесь с диспетчером аэропорта. Всего хорошего.
— Принято, Чикаго. Один-восемь-ноль узлов. До свидания.
Третий звонок.
Проклятие, где она? Что случилось?
Пустота в груди росла.
Турбовентиляторные двигатели запели скрипучую песню. Застонала гидравлика. В наушниках трещали далекие грозовые разряды.
— Закрылки на тридцать градусов, — приказал Тим. — Выпустить шасси.
— Закрылки на тридцать градусов… есть. Выпустить шасси… есть, все три стойки.
И тут, наконец, в наушниках раздался резкий щелчок. Голос его жены произнес:
— Алло!
От облегчения Карни рассмеялся вслух.
Он начал было говорить, но тут самолет встряхнуло так сильно, что за долю секунды взрывная волна сорвала громоздкий шлемофон с его головы, швырнув обоих пилотов в приборную панель. Вокруг посыпались искры.
Оглушенный Карни машинально схватился левой рукой за штурвал, забыв, что тот онемел, — самолетом управлял Тим. Он повернулся к напарнику как раз в тот момент, когда его окровавленное обмякшее тело исчезло в зияющей дыре в обшивке.
— О господи, нет… нет…
Но тут вся кабина, оторвавшись от разваливающегося самолета, подпрыгнула вверх, оставив позади фюзеляж, крылья и двигатели, превратившиеся в огненный шар.