Пришла Тазия. Молча выложила фетак на блюдо и удалилась, тихонько затворив дверь, которая почти тут же распахнулась вновь. Пара мягких кожаных башмачков взлетела в воздух и унеслась в сад. Дверь захлопнулась. Лиа хохотала от души. Вдоволь насмеявшись, она поднялась.
— Пойдем, поглядишь на мои труды, увидишь, где я работаю.
За уютным садиком, вмещавшим великое множество разных растений, стоял сарай. Прежде в нем держали лошадей, внутри еще чувствовался едва уловимый запах конского пота. На полу лежал толстый слой белой пыли.
— Неизбежный спутник гончара, — заметила Лиа.
Под окнами стояли три бочки, накрытые влажными тряпками. Керрису было показано их содержимое: три сорта глины — красная, белая и серая. Он осмотрел готовую посуду на полках. Лиа познакомила гостя с действием гончарного круга и подвела к столу со множеством горшков и горшочков.
— Вот мои краски, эмали, глазурь. Есть жидкие, есть сухие, как пыль. — Взяла голубой кувшин с белыми цветами. — На сырую глину наносится контур рисунка, потом узор раскрашивается, и в печь.
— А куда девается готовая посуда?
— Продаю. Соседям и всем желающим в городке. Лучшие образцы покупает синий клан. Одному торговцу из Махиты нравятся эти кувшины. Почти все забирает он, а мне привозит глазурь. А это — мои инструменты. — Лиа показала кисти, скребки, резцы…
— А откуда берутся узоры?
— Из головы, — улыбнулась Лиа.
На столе стоял кувшин для масла довольно неказистого вида.
— Это неудачный образец?
— Нет, он только что раскрашен. После обжига из грязно-серого он станет красно-черным и гладким.
— У кого же вы учились всей этой премудрости?
— У матери. В нашем роду испокон веков занимались гончарным ремеслом.
Лиа повела его за сарай показывать печь для обжига. Сложенная из кирпичей, она была много выше кухонной, топили ее дровами через отверстие у самой земли. Выше, за стальной дверцей, стояло два десятка горшков.
— Вот, дожидаются обжига. — Лиа закрыла дверку и вставила в проушину железный стержень. — А у меня все руки не доходят. Голова совсем другим занята. Какая уж тут работа.
— Из-за Тазии? — предположил Керрис.
— Нет. Тази — мое утешение и радость. Мне атака азешцев не дает покоя.
Они возвращались садом. Возле грядки, сплошь покрытой голубыми цветами, Лиа задержалась. Осмотрела растения и сняла с зубчатого листа какое-то красное насекомое.
— В прошлых набегах гибли мои друзья, пострадала и наша семья. Ты, верно, знаешь, они опять напали. Разбойников выгнали из города, но память о себе они оставили. Знал бы ты, сколько раз приходилось горожанам заново отстраивать свои дома.
— А моего отца вы тоже знали? — невпопад спросил Керрис.
Лиа обернулась.
— Немного. Он был собранием качеств, которых совсем не было в Элис. Твоя мать была утонченной, хотя и неброской, любила тишину. Ардит на нее похож. Ее утомляла суета. Временами мне кажется, что Элис сделалась такой под влиянием внутренней речи… Я ужасно завидовала Кервину. — Она сложила руки на груди и задумалась. — Они познакомились в Кендре-на-Дельте. Кервин сопровождал твоего деда на Совет Городов и отправился покупать себе плащ. Элис проходила по рыночной площади. В общем, совершенно случайная встреча. Старому лорду это не понравилось. Он желал видеть рядом с сыном ровню — девушку высокородную из семейств Мед, Хок или Батто. Старик был крут, а Кервин непреклонен. Твой отец был очень смелым, — голос Лиа дрогнул. — Кел пошел в него.
— Как погиб отец?
Черные брови взметнулись.
— Разве ты не знаешь?
— Только то, что это случилось на войне. Я даже не знаю, где это произошло.
— На границе. В том же году, что погибла Элис.
Они повернули к дому, и Керрис увидел колонну, увитую плющом. Он присмотрелся. Сквозь зелень побегов строго смотрели глаза Хранителя. Керрис отшатнулся.
— Да что ты, это же изваяние.
— Откуда это здесь?
— Я сделала.
— Вы? — Он раздвинул листву и потрогал колонну. Она была из глины. — Зачем вам?
— Не мне. Это Сеферу понадобился образ Хранителя для Танджо. Я сделала несколько вариантов. Один отправился по назначению, другой — перед нами. Еще один достался нашей старейшине Ларе, Тамарис тоже получила Хранителя.
Из зелени прямо на Керриса вылетела сердито жужжащая пчела, и он поспешил оставить плющ в покое.
В кухне хозяйничали два мальчугана. Крышка с горшка на плите была сброшена. Уже на пороге Керриса сразил неповторимый аромат рагу из кролика.
Лиа усмехнулась. Лежавшая на столе крышка, подпрыгнув, взлетела под самый потолок и упала точнехонько на свою посудину. Мальчишки поскучнели. По лестнице спускался Ардит.
— Мы только взглянуть хотели, — протянул паренек повыше. Другой толкнул его локтем.
— Ладно тебе. Папе этого мог бы и не рассказывать. — Он взглянул на Керриса. Темноволосый, похожий на Ардита мальчик был в перепачканных штанах и соломенной шляпе, босоног, как младшая сестра, и с кинжалом у пояса. — Я — Рео, — представился паренек нарочито мужским голосом. Он был старшим сыном. Брат держался по-детски естественно. — Мой брат — Талит.
— Меня зовут Керрис.
— Здравствуйте, — смущенно сказал младший. В отличие от брата, он был белокож. — Я вас видел вчера на площадке. — Пустой рукав занимал его больше, чем сам собеседник.
— Я полагал, вы на прополке, — сказал Ардит.
— Ты же хотел непременно прийти в поле, — сказал Рео. Отец и сын поглядели друг на друга и понимающе улыбнулись. В этой семье Рео, скорее всего, пользовался особым расположением отца, а застенчивый Талит был ближе к матери. Старший как бы невзначай зацепил из блюда стебель фетака, но строптивая трава вырвалась из пальцев и аккуратно улеглась на место.
— Не выводи меня из себя. Марш отсюда.
Отцовский выговор брату развеселил Талита. Он скорчил ехидную гримасу и рассмеялся.
— А наше чадо уже явилось вам?
— Не смей так говорить о сестре, — одернула младшего Лиа. — Мы виделись с ней, сейчас она в Танджо.
— Учится бросать в азешцев камни. Бум! — Талит изобразил полет и падение валуна. — Бум! — Рео ухватил его за ремень и потащил прочь. Талит сопротивлялся.
— Мне в самом деле нужно в поле, — озабоченно сказал Ардит.
— Ступай, раз надо, — согласилась жена.
— Пойдешь со мной, Керрис?
— Как прикажете.
Лиа разгладила рубаху на груди мужа.
— Скажи, где тебя искать.
— Буду чинить ограду на верхнем краю поля. — Ардит поцеловал жену в щеку. — Дорогая, днем они не посмеют напасть.
— Такое прежде бывало. — Зимней стужей повеяло от этих слов.
Ограда отделяла пшеничное поле от пастбища с пасущимися черно-белыми коровами. Вывалившиеся камни лежали ниже по склону. Керрис помогал вернуть их к стене.
— Это коровы. Им бы только добраться до пшеницы. — Ардит примерил камень и водворил на место.
Отказавшись от дальнейшей помощи Керриса, он голыми руками, даже рукавиц не надев, ворочал увесистые булыжники. Управляясь с самым тяжелым, дядя отдавил ноготь. Выступила кровь. Пососав пострадавший палец, Ардит собрался продолжить труды.
— А разве нельзя укладывать камни мысленным усилием? — робко поинтересовался Керрис.
— От этого они не станут легче. — Ардит с улыбкой показал на землю. Камешек поднялся из-под ног, повисел у Керриса перед носом и упал. — Это нетрудно, а тяжести утомляют мозг.
Закончив починку, они возвращались. На склоне колосилась пшеница, высокая и ярко-желтая, не такая, как на севере. Здесь, в полях, все время попахивало навозом, наверное, его рассыпали на посевах.
— Действительно можно усилием воли послать камень во врага?
— Да. Камень, стрелу, копье… Но Тазия и та знает, что мы не станем так делать. Это ужасно — воспользоваться талантом ши для войны.
В поле мелькали две голые спины. Ардит свернул с дороги и пошел к сыновьям.
— Папа и тебя впряг в работу? — спросил Рео. На его груди пробивались первые волоски.