— Я вижу в огне куст, — сказала Дженси.
— А я — водопад, — сказала Айлин, оборвав песню.
А Керрису привиделся в пламени и мерцании углей шири, скачущий верхом, но он промолчал и продолжал смотреть.
Под утро Керрис очнулся, спросонья испугавшись деревьев, нависающих со всех сторон. Небо посветлело. На лоб ему вдруг опустилась рука, и чей-то голос сказал:
— Спи, Керрис, спи.
От слов и повелительного прикосновения сами собой закрылись глаза…
Проснулся он под птичьи трели и зажмурился от яркого света. От вчерашнего костра остался тонкий слой невесомого пепла. Примятая трава да винный дух говорили о недавнем присутствии людей. Уходя, шири укрыли его одеялом. Пояс с кинжалом лежал рядом. Керрис не помнил, чтобы он его снимал.
Они, выходит, уехали. Ничего, сами говорили — ненадолго. По пути в Галбарет непременно заедут в Илат. Снова будут танцевать и показывать боевое искусство на площадке, а он, в толпе горожан, — смотреть.
Керрис спускался, глядя на приветливые серебристые домики за золотистыми полями. На пасеке склонилась к одному из ульев женщина. С полей ее шляпы свешивалась кисея, собранная у шеи.
— Здравствуй, — приветливо сказала она.
— Добрый день, Клео. — Он отшатнулся от пролетающей пчелы. — Что, клейменые уехали?
— Еще вчера. Остались двое — один с перебитой рукой и его бородатый приятель. Тебе лучше тут не останавливаться, — Клео кивнула на улей. — Мои питомцы вот-вот заинтересуются, кто это отвлекает меня от дел. Пчелы ревнивы.
— Тебя тоже жалят?
— Никогда.
Керрис вспомнил рассказ Кела о его встрече с пчелами и заторопился.
Двери лавок и домов на площади были распахнуты, а у Лары даже камешек был под косяк подложен, чтобы дверь случайно не захлопнулась.
Керрис вошел в нее, сам не зная зачем. Увидев гостя, Лара выпрямилась. В руке старейшины был веник. Циновки кучей громоздились в углу. В уборке Ларе помогала еще одна женщина.
— Добрый день, Керрис. Это моя дочь Сорит. А это Керрис, сын Элис.
Сорит улыбнулась. Она походила на мать, широколицая, в платке, повязанном точно так же.
— Я п-проверю хлеб. Из-звините. — Сорит вышла.
— Вот, убрали вешалки со стены, Хранителя решили из этой комнаты перенести. А у Сорит тесто с утра поставлено…
— Ваша уборка… Эти открытые двери…
— Да. Так принято делать в Илате, когда человек умирает.
Со словами Лары вернулась в душу вчерашняя боль.
— Я этому все еще не верю.
— Кто с легкостью принимает гибель близкого, тем более совсем молодого? Но мы должны верить, что и сама смерть входит в понятие ши и общую гармонию мира.
На пороге появился знакомый Керрису малыш. Сунув палец в рот, он слушал Лару.
— Челито, твоя мама на кухне.
Внук с достоинством протопал через комнату. Ему нравилось шлепать босиком по полу без циновок.
— Мерита передала тебе еще бумаги. Твои вещи тоже у нас.
— Спасибо. Как она, лехи?
В кухне раздался громкий плач и голос Сорит, успокаивающей сына.
— Как прежде. В ее состоянии не приходится ждать улучшения.
Ему стала досаждать назойливая муха. Пришлось отмахиваться от нее.
— Лехи… — он не знал, можно ли это спрашивать.
— Что?
— Лехи, почему ты не можешь ее исцелить?
Лара закрыла глаза, и Керрис уже ожидал услышать отповедь своей бесцеремонности, был готов просить прощения…
— Мы никогда не в силах спасти тех, кого любим, — вдруг сказала она и умолкла.
Вошла Сорит. Ребенок совершенно успокоился на ее руках. Сверху затренькал колокольчик. Сорит спустила сына на пол, и он побежал в сад.
— Я п-поднимусь.
— Нет. Она зовет меня. — Лара вручила дочери веник, как оружие перед битвой.
Керрис вышел и бесцельно побрел по Илату. Не помня как, он оказался на тропинке, уходящей под сень кипарисов. Там за деревьями серебрилась крыша Танджо.
Он остановился возле колонны Хранителя. В ней виделось соединение стихий: воды, ветра, земли и огня. Так и не научился он воспринимать этот образ как человеческое творение. Но теперь мог смотреть на изваяние без суеверного страха. Сефер хотел видеть его учителем в Танджо. Лиа и Ардит ждут под свой кров…
В траве что-то блестнуло. Керрис нагнулся и поднял красную бусинку. Он говорил у костра: Илат — мой дом. Здесь его ждет работа, есть крыша над головой. А разве в Торноре этого он был лишен? Нет, его сомнения не напрасны. Это место Сефера, а он — Керрис. Бусинка полетела в траву. Решение было принято.
Глава XV
Он вернулся к Ларе забрать пожитки и бумагу Мериты. Шел и ругал себя за рассеянность: взять сразу не сообразил, одеяло шири забыл на озере…
Все его добро, аккуратно скатанное в конный вьюк, дожидалось в передней. Получив его от Лары, Керрис пересмотрел содержимое. Все оказалось на месте: плащ, туника, рубаха, огниво с запасными кремнями. Накладные кожаные штаны, наверное, остались в доме Сефера. Не беда, он и без них обойдется. Главное — есть бумага.
— Лехи, я уезжаю в Махиту.
— Да, да. Рано или поздно ты уехал бы все равно.
— Я вернусь. Илат — мой дом.
— Твой отъезд огорчит Лиа и Ардита. Они надеялись, что ты будешь жить в их семье.
— Попробую объясниться. Думаю, они поймут меня.
— Мир, даруемый ши, да пребудет с тобой. — Глаза Лары смотрели прямо в душу. — Пусть хранит тебя ши, Керрис, сын Элис.
— И тебя, лехи.
Пристроив скатку за спиной, он шагнул за порог, замешкался в дверях, повернулся и поклонился до земли.
По дороге в усадьбу дяди Керрис обнаружил, что почти все озерца Илата созданы запрудами и соединяются между собой каналами и шлюзами… А он всего этого прежде не замечал.
Над головой пронеслась краснокрылая птица и, забираясь все выше и выше, исчезла за краем котловины. Его дорога тоже ведет туда.
На ограде усадьбы проветривались ковры. Калитка была распахнута настежь. Из кресла, укрытого одеялом, выглядывала голова бабушки.
— Здравствуйте, почтеннейшая. Я — Керрис, сын сестры Ардита. Вы меня не помните?
Бесцветные глаза смотрели, не меняя выражения, пальцы комкали край одеяла. Потом старуха отвернулась. Керрис пошел к двери.
В этом доме тоже была уборка. Меда мела пол, Лиа гладила занавески. Талит чистил камин. Сверху доносился звонкий голос Тазии.
— Керрис! — обрадовалась Лиа. — Входи. Разуваться не надо. Все равно мы будем мыть. — Она протянула к нему руки. Керрис сбросил свой тюк и обнял Лиа, пахнущую дымом, пылью и соломой. Тетя улыбнулась, извиняясь, и повернулась к Талиту. — Челито, скажи отцу, что пришел Керрис…
— Пришел проститься.
Лиа замолчала, Талит вопросительно смотрел на мать.
— Все равно извести его, сынок. А мы пока посидим на воздухе. — Из двери, отворенной в сад, доносились ароматы цветов. Лиа взяла его под руку. Лежавшему за порогом коту не понравилось общество людей. Он потянулся и важно пошел в глубину сада.
— Скат, — окликнула Лиа. Кот даже не обернулся.
По примеру хозяйки, Керрис уселся на траву. Над кустами показалась шляпа Ардита, а потом и он сам.
— Привет. — Дядя сел рядом с женой.
— Вот, хочу попрощаться.
— А я утром увидел отъезд шири и думаю: Керриса с ними нет, значит, он у нас останется.
— Я так и хотел. Пошел в Танджо… И там у колонны Хранителя понял, что не смогу. Знаю, вы хотели бы, чтобы я остался, и Сефер хотел… Он думал, что я стану учителем в Танджо… — Как объяснить им? Керрис не знал, что это будет так трудно.
— Но ты не хочешь, — подсказала Лиа.
В ее голосе было разочарование и даже обида. И мысли были об этом, и еще: «Он совсем как Элис. Хвала ши. Дети напоминают своих родителей. Женщина в зеленом платье с длинной косой».
Откуда этот образ? Воспоминание Лиа или его собственное?
— Я никогда не стану похожим на Сефера. Мы разные. Мне надо не просто совершенствовать свой дар. Я хочу разобраться с тем, чего ищу в этой жизни.
— Но волшебными дарами не бросаются, — осуждающе сказал Ардит. — Твой талант нигде, кроме Илата, не может развиваться. Только у нас наделенные внутренней речью…