— Ты прогнала весь сон, шалунья, — сказал он.
Голос у него был звучный и глубокий, как рокот толстых струн вины.[1]Анджали вся затрепетала, когда услышала его. Этот голос потрясал своей силой и проникал в каждую частичку тела, заставляя дрожать от восхищения.
— Шалунья? — засмеялась женщина. — Это мое новое имя?
— Нет, твое имя — Шакти, — ответил мужчина, глядя ей в глаза. — Потому что ты — вторая половинка Шакры.
Анджали зажала рот ладонями, чтобы сдержать возглас, готовый сорваться с губ. Шакра! Царь богов! Удалился из своего сверкающего дворца, чтобы насладиться любовью и тишиной. Если помешать ему… Девушка попятилась, собираясь бежать, но была все еще не в силах освободиться из плена любования. Точеный профиль царя богов притягивал взгляд, и она чувствовала, что не может уйти.
— Шакти, — задумчиво повторила темнокожая. — Но это титул вашей супруги, господин. Как я осмелюсь так называться? Она — бессмертная богиня, а я — всего лишь ничтожная апсара, рожденная от воды…
— Молчи, — перебил ее Шакра. — Ты — самая прекрасная в мире, ни одна богиня не сравниться с тобой.
— Но бессмертие…
— Бессмертие — это не карма от рождения. Это дар богов.
— Дар богов? — прошептала женщина, а Анджали замерла, хотя знала, что за проникновение в божественные тайны наказание одно — смерть.
— И сейчас я тебе это докажу, — Шакра поцеловал возлюбленную в смуглый выпуклый лоб и легко вскочил с кровати. Сложен он был тоже без изъяна — широкоплечий, узкобедрый, именно такой, какими богов рисовали на фресках. Но фрески неподвижны, а здесь перед Анджали предстал оживший рисунок, двигавшийся с гибкостью пантеры и горделивостью павлина.
Открыв один из боковых шкафчиков, скрытых в гладкой стене, Шакра достал прозрачную трубку, в которой плескалась мутная красноватая жидкость.
— Сядь и наклони голову к правому плечу, — велел он.
Женщина боязливо подчинилась и спросила:
— Что это, господин?
— Это амрита.
— Амрита⁈
И женщина, и Анджали с одинаковым изумлением уставились на трубку.
Потом женщина засмеялась:
— А говорят, что амрита — ароматнейшее и вкуснейшее кушанье. Слаще, чем рис с молоком и медом, и нежнее спелого инжира!..
— Всё — болтовня непосвященных, — усмехнулся Шакра. — Амрита не так сладка, как рассказывают. Но благодаря ей ты проживешь на пятьдесят лет больше.
— Пятьдесят лет? — женщина снова покосилась на божественную пищу бессмертных. — Всего лишь?
— Это не так мало, как тебе кажется, — успокоил ее царь богов и положил руку ей на голову, заставляя открыть шею. — А потом я дам тебе еще. И еще, чтобы ты жила вечно. Со мной.
Он приставил трубку к шее женщины, что-то щелкнуло, и женщина взвизгнула, вздрогнув. Жидкость из трубки постепенно вливалась в ее шею. Когда трубка опустела, Шакра спрятал ее обратно в шкаф.
— Это больно, — пожаловалась женщина, касаясь шеи кончиками пальцев.
— Вечная жизнь стоит любой боли, — ласково утешил царь богов и увлек ее на шелковые простыни.
— Любовь царя богов заставит забыть любую боль, — ответила апсара, приникая к нему всем телом.
Слушая любовное воркованье, источавшееся из уст апсары, Анджали на цыпочках покинула эту часть виманы.
Обратный путь она преодолела, как во сне, мыслями все еще пребывая в комнате с круглой кроватью. Коилхарна шагнул к ней из темноты так стремительно, что Анджали отшатнулась.
— Нам надо поскорее уходить,- горячо зашептал он. — Идем, пока нас не заметили!
Но для Анджали после изысканных ласк и красоты, что она наблюдала в покоях бога, один вид Коилхарны был отвратителен.
— Посторонись! — велела она, и не дождавшись, пока гандхарв исполнит ее приказанье, толкнула его в грудь, чтобы уступил дорогу.
К тростниковой хижине, где ждали Ревати и Хема, Анджали бежала, не разбирая дороги, а в ушах звучали слова черной апсары: «Любовь царя богов заставит забыть о любой боли».
[1] Вина — струнный музыкальный инструмент
3
— Урока не будет, — сказала наставница Сахаджанья, входя в хижину для занятий, когда день уже был почти на исходе
Ученицы, ожидавшие ее несколько часов, оглянулись и вскочили с восторженными воплями.
Сегодня на наставнице вместо привычного сари из зеленого шелка был наряд небесной танцовщицы — из алой ткани, сплошь затканной золотом. Волосы наставницы были убраны цветами жасмина, а на руках и ногах позванивали браслеты из красного золота.