— А теперь иди и сделай десять поклонов перед богами, прося прощение за дерзость! — сказала наставница, когда наказание было окончено.
Почесывая пятки о щиколотки на каждом шагу, Анджали подошла к резным изображениям богов у главной стены, и чинно совершила десять нижайших поклонов, касаясь лбом глиняного пола.
— Простите мою глупость и невоздержанность, о светлые Адитьи, — произнесла она, — и благодарю, что учите меня смирению и послушанию, вручив прут моей наставнице.
Кто-то из учениц хихикнул, но Мекха грозно повела очами в ту сторону, и воцарилась тишина. Анджали было позволено вернуться на свое место, и она села на тростниковый коврик, прижав колени к груди и положив подбородок на сложенные руки.
Наставница подобрала веер, речь ее зазвучала монотонно, как и прежде, и ученицы, оживившиеся было, снова начали клевать носом.
Анджали с удовольствием бы подремала под унылые повествования наставницы законов, но пятки зудели, и она не могла усидеть спокойно.
— Итак, первый закон нашей дхармы — апсары принадлежат всем и каждому, — продолжала наставница. — Апсара не может принадлежать одному мужчине. Всякий, кто пожелает апсару, может получить ее.
— Наставница! — снова не утерпела Анджали. — А что, если мужчина мне не нравится? Мое желание не входит в дхарму?
— Имея золоченую повозку и двух белых коней, станешь ли ты прятать их в темной конюшне? — ответила Мекха вопросом на вопрос. — Или ты поедешь по дороге, через ямы и кочки, радуясь быстрому бегу коней и ровному ходу колесницы? Ты должна быть, как твоя праматерь — волна. С одинаковой лаской принимать любого, будь то царь или последний из чандал.[1]
Анджали покривилась, но возражать не стала.
— Знаете ли вы, что означает само слово «апсара»? В его толковании видна божественная мудрость. Если читать это слово, как «ап» и «сарас», то оно понимается, как «вышедшая из воды», что отправляет нас к истории о пахтании океана. А если мы прочитаем его, как отрицание — «а» перед «псара», то получается «не испытывающая наслаждения». И в этом есть глубокий смысл, отсылающий нас ко второму закону дхармы апсар. Даря наслаждение, мы не должны испытывать его сами, потому что женщина, которая испытывает наслаждение от мужчины, становится его рабыней. Такая апсара не сможет выполнять свое предназначение с усердием. Она будет думать только о том, как угодить одному мужчине, и нарушит дхарму.
— И все же, это ужасно несправедливо, — опять подала голос Анджали. — Чем мы так провинились? Нам запрещено отказывать, запрещено любить, испытывать наслаждение, даже дети апсар растут, как сироты. Неужели это только потому, что в жилах наших течет соленая вода, а не голубая кровь?
Мелодичный звон водяных часов, установленных на площади, ознаменовал начало нового часа и конец урока.
— На сегодня занятия окончены, — объявила наставница Мекха. — Все могут идти. Все, кроме Анджали. Ты задержись.
Ученицы выскользнули из дома наставницы легко и бесшумно, словно тени, шелестя шелками. Каждая при выходе надевала башмачки, сшитые из листьев, ведь у апсары и подошвы ног должны быть чистыми, как лепестки лотоса. Обувь была щедро украшена ленточками, разноцветными бусинами или цветами — так каждая ученица могла отличить свою пару.
Анджали, как и было велено, задержалась. Когда они с наставницей остались вдвоем, ученица получила две крепкие пощечины.
— Это для того, чтобы ты знала свое место, — жестко сказала Мекха. — Хула на богов — самое страшное преступление. Твое имя означает «покорность», так будь его достойна. Или назовись Авахаси.[2]
Анджали вышла из дома наставницы с горящими щеками, и к ней тут же подбежали две девушки, ждавшие до этого в тени. Такие же красивые, но смуглые, как палочки корицы, они сочувственно заахали, сразу поняв, что произошло. Одна из них — маленькая и подвижная, как птичка, с дерзким взглядом и коротковатой верхней губой, укоризненно покачала головой:
— Всегда одно и то же… Когда же ты угомонишься, моя дерзкая подруга? Приложи браслеты к щекам, чтобы не осталось следов.
— Нам надо поторопиться, скоро начнется урок танца, а наставница не любит, когда опаздывают, — робко сказала вторая — тоненькая, как бамбук, с коровьими томными глазами. — Тогда мы все будем наказаны.
— Ты думаешь только о себе, Ревати! — раздраженно бросила маленькая. — Как Анджали покажется с таким лицом⁈
— Она права, Хема, — Анджали прижимала к щекам стеклянные браслеты, но они мало помогали. — Наставница Сахаджанья не любит опозданий, а я не люблю пропускать ее уроки. Поспешим!