— Ты помнишь «Словарь Классических древностей» Харпера? — осведомился мужчина.
— Да, — дрожащим голосов ответила я.
— А Ты помнишь тот лист бумаги, что лежал между страниц этой книги?
— Да, — кивнула я.
— Что там было написано? — спросил он.
— Там было написано: «я — рабыня», — заикаясь ответила я.
— Скажи эти слова, — велел мужчина.
— Я — рабыня, — повторила я.
Тогда он наклонился надо мной и, взяв меня за левую руку, рывком вздернул на ноги, и потащил, сначала вдоль по проходу, держа меня у своего бока, потом через открытое пространство главного зала библиотеки, в северную его часть, к столу информации. Лишь там моя рука была освобождена из крепкого и болезненного захвата.
— На колени, — скомандовал он, и я безропотно опустилась коленями на ковер.
Автоматически, я разгладила юбку на бедрах, так, чтобы это она привлекательно облегала их. Мужчина улыбнулся, от его взгляда не укрылся мой рефлекторный жест. В смущении я опустила голову.
Третий мужчина, не участвовавший в погоне, стоял здесь же, около одного из столов. Причем на столе перед ним стояла открытая коробка, которой раньше здесь не было.
— Вы видели, как я танцевала? — не поднимая головы, отважилась я задать мучивший меня вопрос.
— Смотри на меня, — приказал он, а когда я подняла голову, он утвердительно кивнул и сказал: — Да, видели.
Я печально склонила голову. Предполагалось, что никто не увидит, как и что я танцую, тем более то, как я танцевала этой ночью!
— Но Ты остановилась, не закончив своего танца, более того, сделала это без разрешения, — напомнил мужчина. — Значит, Ты должна начать свой танец снова и дотанцевать его до конца.
Я снова, на этот раз пораженно уставилась на него.
— И это будет первым разом, когда Ты будешь осознанно танцевать перед мужчинами, — добавил мужчина.
— Откуда Вы знаете, что прежде я никогда не танцевала перед мужчинами? — озадаченно спросила я.
— Ты думаешь, что мы не наблюдали за тобой, — усмехнулся он, — и что мы о тебе ничего не знаем?
— Я не смогу танцевать перед мужчинами, — пробормотала я, на что мужчина только улыбнулся. — Я не буду!
— На ноги, — резко скомандовал он.
Я вскочила не задумываясь. Третий мужчина, стоявший у стола, нажал кнопку на магнитофоне, включив обратную перемотку.
— Ты начнешь сначала, — спокойно проговорил он, — и Ты исполнишь для нас весь танец, от начала и до конца.
— Пожалуйста, нет, — простонала я.
Меня ужасала сама мысль, предстать перед такими мужчинами как эти в прекрасных соблазнительных движениях танца. Я даже в кошмарном сне не могла допустить того, чтобы позволить таким мужчинам смотреть, как я танцую. Это было совершенно невероятно. Я не смела показывать себя в таком виде даже обыкновенным людям, банальным, безопасным, безобидным, тривиальным, покоренным мужчинам, того вида, с которым я была знакома. Кто мог сказать мне, что такие как они могли бы подумать, какие желания могли бы они испытать, на какие действия и поступки они могли быть побуждены?
Но мужчина нажал на кнопку на магнитофоне, и я начала танцевать.
Кассета играла одиннадцать минут и семнадцать секунд. Это был превосходная музыка, с мелодичными переходами, частой сменой тональности. Честно говоря, это была одна из моих любимых записей. Но никогда прежде не танцевала я под нее в таком ужасе. Никогда прежде не танцевала я под нее перед мужчинами. Когда водоворот звуков закончился, я с вращением упала перед ними на колени, низко опустив голову и уперев руки в бедра, что было обычным положением окончания для такого танца. Однако никогда прежде, я в этом уверена, не была я так внезапно и глубоко потрясена открывшимся мне значением именно такой позы по окончании танца, когда после всей его красоты и притягательности, танцовщица предлагает себя в положении полного подчинения.
— Ты была напугана, — заметил мужчина.