Мира и Кара, так и остались в тех же ручных и ножных кандалах, доставшихся им ещё в цепи Ионика. Однако их обеих поместили в рабский фургон и заперли. Эта повозка, на самом деле не была рабским фургоном, в обычном понимании этого слова. В действительности это был немногим более чем большой железный ящик, закреплённый в кузове фургона. Сзади имелась дверь, к которой вела широкая деревянная доска с набитыми на неё поперечными рейками. В верхней части двери имелось небольшое отверстие около половины дюйма высотой и дюймов шесть длиной, закрываемое задвижкой. Сейчас она была закрыта и заперта. Само собой, открыть ей изнутри было невозможно. Ещё одно отверстие, побольше, высотой приблизительно дюйма три и шириной около фута было прорезано в основании двери. Через это окошко можно было передавать внутрь миски с водой или едой, не открывая основную дверь. Не трудно догадаться, что и здесь имелась своя задвижка, которую пленницы сами открыть не могли. В данный момент, как и верхняя, она была заперта.
Незнакомец закрыл пробкой горловину бурдюка. Он оказал мужчинам гостеприимство, или как это принято говорить на Горе, они «разделили его чайник». Наконец, все встали.
Ранее, вечером, на краю широкого луга, около руин длинного приземистого строения, в нескольких шагах от остатков ограды, к одной из жердей которой всё ещё были привязаны Тела, Мина и Кара, Семпроний накормил меня. Каллистэн одновременно с ним вкладывал пищу в рот Телы. Тогда я задавалась вопросом, разрешил ли незнакомец, этим двоим кормить нас, полуголых рабынь, которых они не могли даже потрогать, в качестве пытки для них, гореанских мужчин.
Мужчины направились к нам, и до меня, наконец, дошло, что в тот раз я совершенно неправильно поняла его намерение. Теперь оно читалось ясно и недвусмысленно.
— Ложись, — приказал Семпроний, присаживаясь передо мной.
Мне ничего не оставалось, кроме как повиноваться ему. Как туго были связаны мои щиколотки! Как плотно прилегала сталь к моим запястьям!
Мужчина снял с меня пояс и лоскут ткани, что всё ещё были на мне, и, встав на колени рядом со мной, начал меня ласкать. Я с тревогой уставилась на него, сразу начав двигаться навстречу его рукам. Он собирался сделать меня горячей и открытым для него! Я должна сопротивляться! Я должна хотя бы попытаться сопротивляться! А вдруг незнакомец увидит это! Но мужчины уже изменили моё тело. Теперь я сама нуждалась в их прикосновениях, и даже многократно больше того, о чём я когда-либо могла мечтать, многократно больше того, что я могла себе представить, что такое возможно. Даже на Земле, в те моменты, когда меня охватывала страсть, я и помыслить не могла, как мне будут нужны эти мужские прикосновения! Теперь мне оставалось только признать это прямо и честно. Они сделали меня рабыней.
— Что-то не так? — озадаченно спросил Семпроний.
— Ничего, Господин, — заверила его я.
Вечером Семпронию было разрешено накормить рабыню Туку, точно так же, как Каллистэну досталась Тела. Тука стояла перед ним на коленях, одетая только в узкий лоскут рабской ткани и импровизированный пояс, запястья, невольницы были скрещены и связаны за спиной, и прикреплены к её тоже связанным лодыжкам. Он вкладывал в рот рабыни кусочки пищи, которые она должна была съесть. Но, как теперь поняла Тука, это было для него не пыткой, а скорее предвкушением того, что должна была принести ему близость с женщиной. Это должно было возбудить его, разжечь его аппетит, намекнуть ему на то восхищение, которое, стоит ему только пожелать, может его ожидать. Кстати, то же самое можно сказать и о женщине, которая столь беспомощно связанная, находится так близко от него, полностью зависимая от его милосердия, неспособная не то что защищаться, но даже и поесть самостоятельно, что не может не вызывать в ней чувства неловкости и возбуждения.
Справа от меня послышался тихий вскрик. Это Тела ответила на прикосновение Каллистэна. Семпроний тоже знал, что делал. Я попробовала успокоиться и думать о других вещах, даже отвернула голову в сторону.
Тела уже задыхалась от удовольствия. А мне внезапно расхотелось быть рабыней! Разве можно было терпеть такое? Разве можно так безропотно соглашаться с тем, что меня могли так небрежно и от всего сердца предоставить в пользование гостей гореанского рабовладельца? Впрочем, о чём это я? Конечно, это было возможно! Ведь я была всего лишь рабыней! Но почему он сделал это со мной? Со мной!? Похоже, я действительно была для него не больше, чем просто ещё одной рабыней, которая должна быть без долгих размышлений отдана гостям, как одна их красоток или даже просто для их удобств, каковыми могли бы быть салфетки или одеяло, или дополнительная подушка для его кушетки, или ночной горшок в ногах кровати?
Я не должна позволить крикам Телы возбудить меня. Я должна попытаться не слушать их! Но какое удовольствие она сейчас должна была испытывать!
А что если, этот незнакомец просто не узнал меня?
— Ой! — внезапно, тихонько вскрикнула я, вызвав довольный смешок Семпрония.
До меня наконец дошло, что и он тоже завоюет меня, рано или поздно, несмотря на всё моё сопротивление.
— Ну и как она? Удовлетворяет тебя? — поинтересовался незнакомец, появившийся за спиной Семпрония.
Я поражённо посмотрела на мужчину в маске.
— Кажется, она на пути к этому, — усмехнулся Семпроний.
— Если Ты не будешь полностью удовлетворён её, — предупредил незнакомец, покачивая в правой руке рабскую плеть, — просто сообщи мне.
— Всенепременно, — пообещал Семпроний.
И у меня не возникло ни малейшего сомнения, что этот мужчина, не задумываясь, пустит в ход свою плеть, если мною останутся недовольны. Впрочем, я уже и сама была неспособна себе чем-либо помочь, извиваясь под руками Семпрония.
— Горячая рабыня, — усмехнулся Семпроний.
— Ох, о-охх, — простонала я.
— Разве тебе не нравится? — поинтересовался мужчина.
— Да, Господин, — всхлипнула я. — Спасибо, Господин.
Через мгновение я услышала крики Телы, умоляющей снять с неё наручники, и позволить ей обнять Каллистэна. Судя по радостному воплю женщины, тот освободил её от одного из браслетов. Значит, Каллистэн и Семпроний имели ключи от наших кандалов! Как великодушен оказался незнакомец!
Я немного отползла назад, и с облегчением увидела, что мужчина в маске вернулся к Мирусу и Тупите. И тогда я, закрыв глаза и расслабившись, запрокинула голову и, задыхаясь от наслаждения, зашептала:
— Я не могу выдержать этого, Господин! Я не могу выдержать! Не останавливайтесь! Не останавливайтесь! О-о-охх, пожалуйста, Господи-и-ин, только не останавливайтесь!
Как я любила быть рабыней! Как я любила это!
И я, вслед за Телой, принялась умолять Семпрония освободить мои руки, чтобы я смогла обнять его, прижать мою мягкость его сильному телу. Мужчина быстро перевернул меня на бок и отомкнул один из браслетов. Как нетерпеливо и страстно я вцепилась в него в тот момент!
— О! О-о! О-о-о! О-оххх! — застонала я. — О-О-ОХХХ.
— Ты хорошо отдаёшься мне, рабыня, — похвалил меня Семпроний.
Открыв глаза, я сквозь слезы увидела, что мужчина в маске снова вернулся. Он стоял рядом и пристально смотрел на меня. В его руке по-прежнему была рабская плеть. Наконец, он отвернулся и ушёл. У меня появилась надежда, что сегодня у него не будет необходимости в моём наказании.
Я ответила на губы Семпрония и поцеловала его. А потом я целовала без остановки, всё до чего могла дотянуться: шею, плечи, щёки, грудь….
Ещё дважды в течение той ночью он использовал меня, а значит, ещё дважды он напомнил мне о моём рабстве, и о том, насколько полным оно было. Мужчина в маске больше не возвращался, дабы удостовериться в соответствии моего служения. Очевидно, того, что он уже увидел, ему показалось достаточным, чтобы предположить, что я и дальше буду приемлемой. Впрочем, я не сомневалась, что ему хватило бы и слов неудовольствия Семпрония, чтобы сделать меня объектом приложения своей плети.
Уже ближе к утру Семпронию и Каллистэну было дано разрешение покинуть лагерь. Но прежде, чем уйти, они вернули на место браслеты на руках двух рабынь. Тела и Тука должны были провести остаток ночи со скованными за спиной руками. Ключи от наручников были возвращены мужчине в маске. Они даже одели нас, если, конечно, учитывая характер наших скудных одеяний, такое выражение можно было использовать. Мужчины получили назад мечи и, что интересно, даже свои кошельки.