Мы с Телой смотрели вслед двум исчезнувшим в темноту фигурам.
После того, как Каллистэн и Семпроний покинули лагерь, Мина и Кара были выпущены из рабского фургона и получили приказ встать на колени около костра. Девушки по-прежнему были в цепях. Следом за ними была освобождена от шнуров, державших её лодыжки между деревьями, Тела. Мужчина рывком дёрнул её на ноги и отвёл к костру, где и поставил на колени, вместе с Миной и Карой. Мною занялись в последнюю очередь. Но в отличие от Телы, от верёвки была освобождена только моя правая нога. Он поставил меня на колени спиной к деревцу, к которому осталась привязана моя правая лодыжка. Потом мужчина отомкнул один из браслетов, и защёлкнул его снова, но уже так, что между моим руками оказался ствол дерева.
— В том направлении, — указал незнакомец, обращаясь к Мине, Каре и Теле, — находится Виктель Ария, и в том же самом направлении, расположился лагерь Пьетро Ваччи. Если же Вы хотите вернуться к Венне, в лагерь Ионика, то идите направо по дороге.
Девушки обменялись удивлёнными взглядами.
Мужчина в маске снял наручники с Телы.
— Встаньте, — приказал он им, а когда все невольницы вскочили на ноги, спросил: — Куда?
— Я не хочу возвращаться к чёрной цепи, — призналась Мина. — Уж лучше оказаться в руках мужчин Пьетро Ваччи.
— Я с ней, — поддержала выбор подруги Кара.
— Уверен, что вы обе станете прекрасными лагерными рабынями, — усмехнулся мужчина.
— Думаю, наёмники за этим проследят, — улыбнулась Мина.
— А что на счёт тебя, дорогуша? — спросил он у Телы.
— Пожалуй, я тоже рискну пойти с ними в лагерь Пьетро Ваччи. Я надеюсь, что тот, в чьих руках мне хотелось бы оказаться, всё ещё там. А если его не будет, то я буду просить капитана, вернуть меня в лагерь Ионика.
— Ты выглядишь, как влюблённая рабыня, — заметил мужчина.
— Возможно, Господин, — признала она, смущённо опуская голову.
Насколько же она любила Аулюса, если была готова по своей воле вернуться в чёрную цепь Ионика. А ведь не исключено, что ей придётся носить воду в карьеры, путаясь в сковывающих конечности цепях, и она только время от времени сможет бросить мимолётный взгляд на вершину холма, на котором стоит палатка старшего надсмотрщика, в надежде, что рано или поздно ей снова представится возможность служить в этой палатке, как прежде одетой в прямоугольный лоскут шёлка.
— Вы ничего не знаете о том, что случилось с остальными, — предостерёг их мужчина в маске.
— Нет, Господин, — поторопились заверить его девушки.
— Идите, — сказал он.
— А могу я поцеловать Туку на прощанье? — спросила Тела.
— Да пожалуйста, — не стал запрещать мужчина.
Тела подбежала ко мне и, опустившись на колени, крепко обняла меня.
— Я желаю тебе всего хорошего, Тука, — прошептала она, поцеловала в щёку.
— Я тебе тоже всего хорошего, — сказала я ей, и поцеловала в ответ.
Она поспешила вслед за Миной и Карой, и вместе с ними покинула лагерь.
А мужчина в маске встал передо мной. Я испуганно, снизу вверх, посмотрела на него. Немного постояв рядом, и так и не произнеся ни единого слова, он развернулся и подошёл к фургону где, поднявшись по ступенькам, распахнул железную дверь. Потом он вернулся ко мне и, сняв с меня наручники и привязь, поставил меня на четвереньки.
— В фургоне, — наконец заговорил мужчина, — справа, сразу за дверью лежит полный бурдюк с водой, и миска в которой еды на две порции. В передней части фургона, слева, если смотреть от двери, стоит ведро чтобы сходить по нужде.
— Да, Господин, — кивнула я.
— Ступай, — скомандовал он.
— Да, Господин, — повторила я.
Он лично поставил меня на четвереньки, и не дал разрешения подняться на ноги. Не трудно было догадаться каким образом, я должна была войти в рабский фургон. Когда я оказалась внутри, мужчина закрыл за мною дверь. Послышался скрежет засова, лязг цепи и тяжёлое клацанье замков. Я была заперта. Ещё несколько мгновений, сквозь крошечную щель в верхней части двери я мог видеть одну из гореанских лун, но, и эта щель была закрыта и заперта. Я осталась одна в кромешной темноте. На ощупь я исследовала внутренности своей камеры. Нашла несколько одеял на железном настиле, полезная находка, значит, этой ночью мне не грозило замёрзнуть. На стенах фургона обнаружились различные кольца и цепи, так что невольницы внутри, если работорговцы того желали, могли быть дополнительно прикованы. Нашлись и обещанный маленький бурдюк, заполненный водой, и миска с едой. Они были именно там, где он сказал. То же самое касалось и ведра для отходов, стоявшего в другом конце фургона. Можно сказать, роскошь. Что ещё могла пожелать рабыня, кроме, разве что, горячего тела рабовладельца? Я тихонько постучала по внутренней поверхности фургона. Железные плиты отозвались глухим звуком. Я была надёжно заключена в пределах тёмного железного ящика. Побег отсюда был невозможен в принципе, даже если у меня хватило смелости и глупости подумать о таковом. Интересно, думала я, запрягут ли утром в фургон тарлариона, или, по тем или иным причинам он предпочтёт остаться здесь?
Расстелив два одеяла в центре фургона, я вольготно разлеглась на них, по самое горло, укрывшись третьим. Немного полежав, поняла, чего мне не хватало для полного счастья, и подползла к миске с едой. Хлеб, лежавший там, оказался не слишком свежим, но для рабыни сойдёт и такой. Встав на колени и завернувшись в одеяло, я не спеша съела одну порцию и запила водой. Покончив с едой, я возвратилась в центр фургона, к тому месту, где были расстелены одеяла, но не легла, а встала на них, на колени и задумалась. Похоже, ему ничего не стоило продержать меня здесь неопределённо долго. Еду и воду можно было просунуть через узкое, в данный момент закрытое отверстие в основании двери. Здесь имелось ведро для отходов, так что ему не требовалось даже выводить меня на поводке, чтобы облегчиться. Учитывая, что он мог кормить меня через отверстие, ему даже не пришлось бы даже смотреть на меня. Я покрутила головой, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в темноте. Теперь только его желание определит, сколько времени я проведу здесь. Это было его дело. Он рабовладелец, а я его рабыня. Оставалось надеяться, что его потребности рано или поздно станут для него невыносимыми, и он мог бы вызвать свою собственность, то есть меня, чтобы я удовлетворила их. Хотя с него могло статься, развлечения ради, решить держать меня здесь, до тех пор, пока мои собственные потребности не начнут изводить меня. Возможно, ему захотелось услышать мои просьбы и мольбы, послушать, как я буду скрестись, скулить и рыдать у железной двери? Для себя я твёрдо решила, что не предоставлю ему такого удовольствия. Впрочем, я быстро поняла, в конце концов, я уже довольно долго пробыла гореанской рабыней, что если он хотел именно этого, то, скорее всего, он не будет ждать долго. Я рассмеялась над своими надеждами. И всё же он не мог не помнить меня! Но с другой стороны, могло случиться так, что он заинтересовался мною точно так же, как мог бы проявить интерес к любой другой женщине? Это было возможно. Ведь он не продемонстрировал ни единого признака того, что узнал меня. Но в любом случае Мину, Кару и Телу он отослал от себя. И именно я оказалась в его рабском фургоне! Нет, он должен был помнить меня!
Я вытянулась на двух одеялах и укрылась третьим. Мне было интересно, собирался ли он уехать отсюда этим утром, или в его планы входило остаться здесь в лесу на какое-то время, и, если да, то на какое именно? Не менее интересно было бы узнать, как долго меня будут держать в этом фургоне. Пока было ясно одно, чтобы узнать ответы на эти вопросы я должна ждать. Я была рабыней.
31. Умиротворение
— Выходи, — приказал он.
Мне показалось, что я провела в фургоне около двух дней. Снаружи снова было темно. Я торопливо повязала свой импровизированный пояс из скрученной ткани и подсунула под него обрывок рабской туники подаренный Тупитой. Коснувшись волос, заволновалась по поводу того, что у меня творилось на голове. Наконец, выдохнув, я встала и поспешила к двери. Он взял меня за руку и поддержал, пока я спускалась вниз по лестнице. Признаться, я была благодарна ему за это, поскольку я уже довольно долгое время провела без движения, и, не слишком уверенно чувствуя себя на своих ногах, не исключено, что могла споткнуться. Снова горел походный костёр, около которого пристроились Мирус и Тупита. Женщина казалась сияющей от счастья. Я была поражена, тем как выглядел Мирус. Казалось, он практически восстановился. Как только мужчина, всё ещё носивший маску, отпустил мою руку, я несмело подошла к Мирусу и встала перед ним на колени.