На дворе дул резкий, но еще не осенний ветер, он нес по небу белые облака. Облака плыли над землей, над горами на севере и северо-западе над Салоникским заливом. В нескольких милях были видны постройки и корабли в Пирее — туда вела грязная дорога среди полей и оливковых рощ. Вся равнина была возделана. Рейд увидел два больших дома, принадлежавших, должно быть, знати, и множество более мелких строений, окруженных дубами и тополями. Горы густо поросли лесом. Да, это не та Греция, которую он знал.
Рейд заметил, что в небе полно птиц. Названий большинства из них он не знал, различал только дроздов, уток, цапель, ястребов, лебедей, ворон. Человек не успел еще уничтожить природу. На дворовых булыжниках прыгали воробьи. Домашних животных, кроме собак, не было видно. Между пристройками сновали слуги. Такое большое хозяйство нуждалось во множестве рабочих рук, чтобы убирать, готовить, молоть муку и печь хлеб, заниматься виноделием и ткачеством. Большинство составляли женщины, ко многим жались ребятишки — следующее поколение рабов. Были и мужчины — через открытые двери пристроек видны были кузница, веревочная мастерская, красильня, гончарный круг, столярка.
— И все они рабы, мой господин? — спросил он.
— Не все, — ответил Тезей. — Держать помногу рабов-мужчин неразумно. Мы нанимаем афинян победнее и всяких искусных чужеземцев, — он улыбнулся. И поощряем их, когда у наших рабынь рождаются дети. Словом, все довольны.
«Кроме рабынь, — подумал Рейд, — особенно когда их сыновей продают на сторону».
Тезей нахмурился:
— Приходится содержать еле критского счетовода. Нам-то он ни к чему, мы сами умеем считать и писать, недаром наши предки обучили этому искусству критян. Но такова воля Миноса.
«Чтобы знать доходы и расходы, сообразил Рейд, чтобы взимать налоги, а заодно ведать замыслы афинян. Да, с какой стати ахейцы учили грамоте критян? Бред какой-то».
Тезей на всякий случай прекратил жаловаться.
— Поедем-ка в мое поместье, — предложил он. — По пути можно многое увидать, да и сам я посмотрю, как идут дела на полях.
— С радостью, мой господин.
Конюшня была единственным каменным строением: лошади слишком ценятся, чтобы потерять их из-за пожара. Не такие рослые, как в двадцатом веке, тем не менее это были сильные и выносливые животные. Они негромко ржали и тыкались мордами в ладони хозяину, когда он их гладил.
— Запряги Топтуна и Длиннохвостого в простую колесницу, — приказал он старшему конюху. — Колесничего не нужно, я поведу сам.
На плоском днище колесницы, за бронзовым передком и боками, украшенными чеканкой, могли встать двое. В бою Тезей при оружии стоял бы позади возницы, державшего вожжи. «Да, езде на колеснице можно научиться только с детства», решил Рейд, который с трудом сохранял равновесие — никаких рессор не было в помине.
Тезей щелкнул бичом и лошади поскакали. Колеса скрипели и грохотали. Для двух коней груз был не слишком велик, но Рейд заметил, что упряжь душит животных. А что если Олег покажет им, как сделать хомут?
Афины теснились у подножия крутого скалистого холма Акрополя. Это был и по современным стандартам немаленький город: Рейд предположил, что тысячи 20–30, а то и больше за счет пригородов и чужеземных кварталов. Он спросил Тезея и получил в ответ недоумевающий взгляд: многое знали и умели ахейцы, а вот учет населения им в голову не приходил. Большая часть строений находилась вне городских стен: значит, город быстро разрастался. Здания из необожженного кирпича, часто двух- и трехэтажные, образовывали причудливо извивающиеся немощеные улочки. По улицам бродили свиньи, их задирали дворняжки, сновали мыши и тараканы, над горами мусора вились тучи мух.
— С дороги! — ревел Тезей. — С дороги!
Перед ними расступались воины, ремесленники, торговцы, моряки, хозяева постоялых дворов, лавочники, писцы, работники, проститутки, домохозяйки, дети, жрецы и еще бог знает кто. Рейд выхватывал только отдельные сценки. Женщина одной рукой поддерживает на голове кувшин, другой приподнимает подол, перебираясь через грязь. Тощий осел, понукаемый хозяином, тащит вязанки хвороста. Вот сапожник расхваливает свой товар. А вот заключает сделку — за товар платят частично другим товаром, а частично определенным количеством металла. Вот работает медник, который занят лишь своим молотом и резцом. Дверь винной лавки открыта, там пьяный моряк длинно и складно врет о пережитых им опасностях. Двое мальчишек играют во что-то, похоже на классы. Окружившие дородного горожанина рабы защищают его от толчеи. Приземистый, смуглый бородач в длиннополой одежде и шляпе без полей прибыл, должно быть, с Ближнего Востока… Ах, да, сейчас его называют просто Азией…
Колесница выкатилась на равнину, где стояло несколько деревянных храмов — впоследствии это место будет известно как Ареопаг. Миновали ворота в городской стене — грубое каменное сооружение, куда ему до Львиных Ворот в Микенах, развалины которых видел Рейд (интересно, сколько лет пройдет, прежде чем Сиэтл и Чикаго будут лежать в развалинах в тишине, прерываемой лишь пением цикад?). За пригородами колесница выкатилась на ухабистую дорогу и Тезей пустил коней вскачь.
Рейд ухватился за борт. Ему казалось, что колени его выломает в другую сторону, а зубы выскочат из десен от этой тряски.
Тезей заметил это. Он заставил лошадей идти шагом. Те недовольно заржали, но подчинились. Царевич оглянулся.
— Не привык к такой езде? — спросил он.
— Не привык, мой господин. Мы… передвигаемся иначе.
— Верхом?
— Хм… да. А также в повозках, на которых толчки смягчаются рессорами. — Рейд даже удивился, что смог найти в языке ахейцев такое слово, но сообразил, что на самом деле сказал не «рессора», а «согнутый лук».
— Дорогое удовольствие, — заметил Тезей. — Кроме того, они должны часто ломаться.
— Мы используем железо, мой господин. Оно дешевле и крепче бронзы, если уметь выплавлять. Железная руда встречается чаще, чем медная и оловянная.
— То же самое говорил мне вчера Олег, когда я рассматривал его вооружение. Ты знаешь этот секрет?
— Боюсь, что нет, мой господин. В моей земле это не секрет, просто это не мое дело. Я… хм… строю здания.
— А твои товарищи знают?
— Может быть. — Рейд подумал, что, будь у него достаточно времени, он и сам скорее всего смог бы восстановить этот процесс. Все дело тут в механическом поддуве, благодаря чему в печи будет достаточно высокая температура, да в закалке. Олег, должно быть, знает, как это делалось в его время, и сумеет изготовить все, что нужно.
Некоторое время они ехали в молчании. При таком темпе удерживать равновесие было нетрудно, хотя каждый толчок все так же болезненно отдавался в теле. Колеса грохотали так, что заглушали шум ветра в кронах тополей. Стая ворон летела против ветра. На солнце их перья сверкали, как лакированные. Но вот на солнце набежало облачко. Из дыры в крыше глинобитной крестьянской хижины поднимался дым. Женщины жали серпами пшеницу в поле. Ветер трепал их грубые коричневые платья. Двое мужчин, вооруженных копьями, стерегли их.
Тезей повернулся к нему, небрежно держа поводья в правой руке.
— Твой рассказ — это самое удивительное, что я в жизни слышал.
Американец сухо усмехнулся:
— И я того же мнения.
— Унеслись на повозке волшебника из таких далеких земель, о которых никто и не слышал… Что это — случай? Или, может быть, судьба?
— Я… я так не думаю, мой господин.
— Диор доложил мне, что ваша четверка толковала что-то про путешествие не только в пространстве, но и во времени, — глубокий голос его был ровен, но безжалостен, свободная рука легла на рукоять меча. — Что это значит?
Началось, сказал себе Рейд. И выдавил из пересохшей гортани давно приготовленный ответ: