Теперь надо было найти зал. Я ведь никого в администрации по культуре не знала. Аренда зала — очень дорого. Денег-то лишних нет. Думала, думала, решила обратиться в школу, где мои дети учатся. Отправилась к директору, объяснила ситуацию. Они сразу пошли мне навстречу. Только, говорят, у нас нет аппаратуры и актовый зал в ужасном состоянии, летом не успели сделать ремонт.
Но это разве беда? У меня такой энтузиазм был. Два дня я мыла полы, вытирала пыль. Икрам своими руками шестьдесят два стула починил и скамейки поправил. От директора, из кабинетов и от соседей принесли цветы в горшках, чтобы украсить зал. Напрокат достала аппаратуру музыкальную. Все было готово для моего первого сольного концерта, посвященного Линде.
Чтобы зал не был полупустой, решила позвать наших коммерсантов с рынка тоже. На рынке никто не поверил. Решили, что придумываю. Все привыкли на меня смотреть как на бомжишку какую-то. Да и правда, мой внешний вид не соответствовал этому моему приглашению. Да на рынке никто и не знал, что у меня не только среднее специальное, но и высшее образование есть. Думали, что я примитив какой-то. Между прочим, дирижабль тоже примитивный, а летает!
Некоторые не стеснялись, прямо говорили:
— Неужели ты будешь танцевать? Вот смех!
Когда ты успела стать танцовщицей?
За моей спиной тоже шептались:
— Чукча какая-то! По-русски толком говорить не умеет!
И что теперь? Чукчу тоже, между прочим, Бог создал! И, если хотите знать, самый безобидный народ живет в «Чукчистане».
А у меня есть привычка дурная: я обо всех радостях и горестях своих сразу всем рассказываю. На рынке, когда узнали, что я с американцами дружу, вообще разозлились:
— Надо же, как черномазым повезло!
Смеялись и сплетничали. Оказывается, люди похожи: что здесь, что в моем родном кишлаке.
Вот настал день концерта. Собралось около двухсот человек. Был там и мой друг Теодор Уоллс, антрополог из Детройта, он тоже меня опекал. Я танцевала от души. Потом были и аплодисменты, и цветы. Люди подходили, благодарили. А Линда сидела и плакала. В конце танца, посвященного всем матерям, я сняла с себя головной убор и надела ей на голову. Все очень хорошо прошло.
Свои мысли я выражаю и без слов — танцами, которые сама придумываю. Молча, но ясно! Самые необычные танцы получаются, когда я страдаю или, наоборот, радуюсь чему-то.
После этого концерта меня в городе немножко узнали. Стали приглашать танцевать за деньги на вечеринках, в Домах культуры. Но все равно пробиться и реализовать себя очень, очень трудно. В общем, Тамары Ханум из меня здесь уже не получится. Не то время.
А спустя несколько месяцев приехал, как я уже говорила, младший сын Линды с невестой. Они оба разбираются в искусстве, в музыке, сочиняют стихи. Я им показала один из своих танцев. Им очень понравилось, говорят — красивые движения, сильная пластика. Спросили, почему я не танцую? Я молчу, не могу же я сказать, что здесь это никому не нужно.
Еще я им рассказала, что в свободное время пишу автобиографическую книгу, которая называется «Крик души» (так сначала называлась книга, которую вы сейчас заканчиваете читать). Они заинтересовались, попросили разрешения сделать ксерокопию. «Хотите, — говорят, — мы отвезем в Америку, переведем на английский и издадим вашу книжку?»
Я даже растерялась от такого неожиданного предложения.
Тринадцатого января мы вместе отметили мой день рождения, и вскоре они уехали и увезли с собой мою книгу и кассету с моими танцами. В Америку они ехали через всю Европу (ведь у них было свадебное путешествие), через Голландию, Данию, Францию, потом в Ирландии были. Так что, можно сказать, мое искусство во всем мире побывало!
Мне казалось, что я почти уже на самом дне была, а Бог мне послал навстречу этих людей.
Вот так в моей жизни стало появляться все больше белых полос. Теперь надеюсь на лучшее.
А закончить книгу хочу письмом к отцу. Я давно искала слова для этого, но все никак не получалось. Наконец смогла написать.