Действительно она возмутилась или притворяется?..
Девушка схватила полотенце и стала вытирать татами. Ее движения были неуверенными и скованными.
От неожиданно грубых слов женщины я пришел в себя… Мыльный пузырь моей фантазии, переливавшийся всеми цветами радуги с того самого момента, когда старуха из чайной коротко высказалась о бродячих актерах, звонко лопнул…
Сорокалетняя внимательно меня разглядывала, потом, повернувшись к сидевшей рядом с ней девушке, сказала:
— Посмотри, какое красивое кимоно у господина студента. Прекрасное касури, прекрасное. А рисунок точь-в-точь как у Тамидзи. Помнишь его кимоно? Тот же самый рисунок, верно?
Потом она еще раз оглядела меня.
— Знаете, господин студент, ваше кимоно из такого же касури, как и у моего сына. Есть у меня сынишка… Там, дома… В школе учится… Увидела я ваше кимоно и вспомнила его… Все нынче дорого, и синее касури тоже — просто беда…
— А в какой школе учится ваш сын?
— Да в начальной, в пятом классе.
— Ну, значит, еще мальчик, если в пятом классе. Я-то ведь уже…
— Да, да… В Кофу он учится… Я уже давно живу в Осима, но родом мы из Кофу, из провинции Кай.
Мы немного отдохнули, и примерно через час мужчина предложил проводить меня в другую гостиницу, с горячими источниками. А я-то собрался заночевать вместе с ними, в дешевых номерах…
Мы свернули с главного тракта, пошли по каменистой тропинке, потом по лестнице с каменными ступенями. Пересекли мост у общественной купальни, устроенной на маленькой речке. За мостом была гостиница с горячими источниками.
Я сразу пошел в бассейн. Когда я уже сидел в теплой воде, вновь появился мужчина и мы опять начали болтать. Он немного рассказал о себе — ему двадцать четыре года, он женат, у жены при первой беременности был выкидыш, потом были преждевременные роды… Я слушал и смотрел на его хаппи с гостиничной эмблемой. Наверно, Нагаока — его родина. Он производил впечатление интеллигентного человека и по разговору и по внешности. Интересно, почему он оказался в бродячей труппе? Из любви к искусству или девушкой какой увлекся?.. Вот и ходит с ними, помогает нести поклажу.
Выйдя из бассейна, я сразу пошел обедать. Не было еще и трех часов. Как быстро летит время — в восемь утра я только выходил из Югасима… Я поднялся к себе на второй этаж. Мужчина стоял внизу, во дворе, и помахивал мне рукой на прощание. Я бросил ему сверточек с деньгами.
— Извините, что бросаю в окно. Купите чего-нибудь вкусного… Вы любите персимоны?
Он не хотел брать, пошел к выходу, но потом вернулся, видя, что сверток валяется на земле.
— Не делайте, пожалуйста, таких вещей! — Он бросил сверток мне.
Сверток не долетел, упал на соломенную крышу первого этажа. Я снова бросил ему деньги. Больше он не стал возражать, взял сверток и ушел.
Вечером начался ливень. Силуэты гор стали белесыми, расплылись. Перспектива исчезла. Речушка перед гостиницей мгновенно превратилась в желто-бурый бешеный поток.
В такой дождь труппе не придется работать, танцовщица не будет танцевать сегодня…
Мне не сиделось на месте, я несколько раз ходил в бассейн. В моем номере царил полумрак. Лампочка висела в квадратном отверстии, вырезанном в углу фусума, освещала сразу две комнаты.
Вдали прозвучал едва слышный из-за шума дождя стук барабана. Я бросился к окну, рывком, словно передо мной был враг, раздвинул ставни и высунулся наружу. Кажется, звуки приближались. Дождь хлестал меня по голове. Я закрыл глаза и прислушался… Где сейчас движется барабан? Вдруг донеслись звуки сямисэна. Вслед за ними — протяжный женский крик. Несколько позже — смех и веселые голоса. Значит, актеров все-таки пригласили. Они в японском ресторане, напротив дешевых номеров… Опять голоса, мужские и женские. Я снова слушал и ждал, долго ждал. Может быть, они кончат там играть и придут сюда. Но они не приходили. В японском ресторане застолье, кажется, вышло из рамок обычного веселья и превратилось в разгульную пирушку. Время от времени женский визг, резкий, как молния, разрывал ночной мрак. Мои нервы были напряжены до предела. Я все сидел у окна, не закрывая ставен. Каждый раз, когда сквозь дождь слышался барабан, на сердце у меня светлело: значит, она, танцовщица, все еще работает, бьет в барабан…
Потом я уже не мог уловить дробных звуков барабана — на меня беспорядочными волнами наплывал топот многих ног. Что они там делают — гоняются друг за другом или пляшут?.. И вдруг наступила мертвая тишина. Я широко открыл глаза. Хотел увидеть сквозь мрак эту тишину. Неужели… сегодняшняя ночь станет ужасной для маленькой танцовщицы?.. У меня заныло сердце. Неужели кто-нибудь осквернит ее этой ночью…