— A-а, это вы! Отлично! Значит, играем? Ну, теперь уж до самого рассвета!
Я был тоже настроен решительно.
4
Мы собирались отправиться в путь утром. Договорились встретиться ровно в восемь. Я, в новенькой кепке, купленной тут, у общественной купальни, с неизменным портфелем, на дне которого покоилась студенческая фуражка, пришел к дешевой гостинице, стоявшей у самой дороги, точно в назначенное время. На втором этаже все ставни и сёдзи были настежь. Не долго думая, я взбежал по лестнице на галерею и застыл от удивления. Актеры еще спали.
Танцовщица, лежавшая у самого входа вместе с младшей девушкой, пунцово покраснела и закрыла лицо ладонями. На ее лице еще сохранились остатки вчерашнего грима. Алая краска на губах и по краешкам век чуть-чуть расплылась. Девушка в постели — какой сладостный образ… Меня охватило волнение. Все так же закрываясь ладонями, словно ей в глаза бил слепящий свет, танцовщица повернулась на другой бок, выскользнула из-под одеяла, села на пол и чинно склонила голову.
— Покорно благодарю вас за вчерашний вечер…
Я окончательно смутился.
Мужчина лежал со старшей девушкой. Только сейчас, увидев их в одной постели, я понял, что она и есть его жена.
Сорокалетняя женщина сказала:
— Вы уж простите нас великодушно. Договорились вместе отправиться в дорогу, а тут надежда появилась, что пригласят нас вечером на ужин. Ну, мы и решили еще на денек задержаться. Если вы сегодня уйдете, встретимся в Симода. Мы остановимся в гостинице «Косюя». Ее легко найти.
Я почувствовал себя отвергнутым.
— А может, и вы задержитесь? — спросил мужчина. — Мы бы сегодня пошли, да вот мать решила остаться, ее теперь не отговоришь… Компанией-то лучше идти, и нам и вам веселее. Правда ведь? Давайте завтра отправимся, а?
— Конечно! — подхватила сорокалетняя. — Извините уж нас! Вы такую честь нам оказали, захотели с нами делить дорогу, а мы вроде еще ломаемся. Но завтра уж обязательно пойдем, хоть бы пики с неба посыпались!.. Знаете, у нас ведь ребеночек в пути помер, послезавтра как раз сорок девятый день. Я давно задумала в этот день быть в Симода, поминальную справить. Худо ли, хорошо, но обязательно справим. Я из-за этого все время торопилась, других подгоняла, а тут решила задержаться, случай такой вышел… А с вами мы так просто познакомились, на удивление, судьба, видно… Вы уж не откажите, помолитесь послезавтра вместе с нами за упокой младенца.
Я решил остаться. Спустился вниз. Пока ждал мужчину, поболтал у конторки с портье. Потом он пришел, предложил немного прогуляться. Мы отправились по тракту в южную сторону. Неподалеку был очень красивый мост. Мы поднялись на него, остановились, облокотившись о перила. Мужчина снова заговорил о себе. Рассказал, что одно время был в труппе Новой театральной школы в Токио. Оказывается, он и сейчас иногда ставит пьесы в Осима, а порой устраивает театральные представления на банкетах. Действительно, я еще в первый день заметил ножны мечей, торчавшие, словно чьи-то длинные ноги, из узла. Да и в корзинах, по его словам, кроме кухонной утвари, лежали театральные костюмы.
— Вот так и живем, — сказал он после небольшой паузы. — Я-то себя загубил, совсем опустился, но зато мой старший брат — человек вполне достойный. Он унаследовал наш дом в Кофу, хозяйство ведет отлично. Я там вроде и ненужный совсем человек. Будто лишний…
— А я думал, вы из Нагаока, с горячих источников.
— Нет, что вы!.. А женат я на старшей из этих девушек. Она на год моложе вас, ей девятнадцать. В дороге у нее случились преждевременные роды. Ребеночек всего неделю прожил. Она после этого никак не оправится, бедная… Самая старшая из женщин — ее мать. А самая молоденькая, танцовщица, моя родная сестра…
— Танцовщица? Которой четырнадцать лет?.. Вы, кажется, говорили, что ей четырнадцать…
— Ну да. Мне очень не хотелось делать из сестренки бродячую актрису, ужасно не хотелось, да выхода другого не было.
Потом он сказал, что его зовут Эйкити, жену — Тиоко, а сестру — Каору. В труппе одна только девушка — Юрико — им не родная, работает по найму. Эйкити расчувствовался, погрустнел. Его глаза, устремленные на быстро бегущую воду, увлажнились.
Потом мы вернулись в гостиницу. Каору, чисто умытая, без краски и пудры, сидела на корточках у дороги и гладила по голове собачку. Собравшись идти к себе, я сказал ей:
— Приходите ко мне в гости.
— Спасибо, но меня одну…
— А вы с братом приходите.