Annotation
Продолжение мира Лиры. Место действия - Москва. Герои - иные, но империя - та же, вернее, то, во что она превратилась после проигранной Первой Отечественной войны. Теперешнее название страны после захвата иноземцами - Российская империя.
Жизнь юной танцовщицы резко меняется, когда её ставят на главную роль балета "Лебединое озеро". Во время репетиции на неё обращает внимание какой-то старик, явно имеющий своё влияние в Большом театре. Что он задумал и чем это для Варвары обернётся, пока сложно сказать.
Начато 11.08.2017. Продка от 26.08.2017. Не забывайте оставлять комментарии и отзывы.
Katsurini
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Katsurini
Танцовщица
Глава 1
- Раз-два-три! Раз-два-три! Поворот! Не так ногу ставишь! Давай сначала! - приказывал учитель танцев Этьен. Мы для него всего лишь товар! И не важно, что всю ночь пробыли на ногах, что поспать удалось от силы пару часов, а после уже четыре часа тренировка. Не мешает хотя бы позавтракать. Про отдых заикаться не стоит.
Но не возразишь ведь. Альтернатива имеется - бордель или улица. Что практически одно и то же.
Я вновь споткнулась и больно ударилась, закусив губу, чтобы не дать слезам воли.
- Тупая, что ли! А если ногу повредишь? Кому ты тогда нужна будешь? - порою кажется, что обзывать нас - любимое его занятие. Сильнее он любит лишь учить, как он говаривает, и мёртвого научить танцевать можно.
А ведь я любила танцевать. Когда-то. Именно поэтому меня и заметили тогда, на улице, пять лет назад. Теперь же я ненавидела танцы. Ненавидела свою рабскую жизнь.
Вот только, стремление жить всё же преобладало над желанием умереть. Сколько раз я пыталась уйти восвояси! Правда, без гроша в кармане. Ведь жалование нам давали лишь раз в год. На Великий День. Да и то, лишь те крохи, которые оставались после всех штрафов за любые нарушения. А тех, у кого долг превышал доход, тех выгоняли. Прямо на улицу, лишив даже одежды, выдав лишь старый грубый мешок, в который можно было завернуться.
- Ладно, бездарь никчёмная, перерыв на обед! - объявил хозяин труппы. А это значит, что обеда уже не будет.
Но народ вздохнул облегчённо, потому как сил танцевать уже не имелось.
Я вытянула ноги из пуантов, разбинтовала их, ведь приходилось скрывать мозоли и раны. И зажмурилась, почти от удовольствия.
Ели мы всегда долго. Стараясь растянуть и насладиться вкусом, хотя похлёбка да каша были почти безвкусными. Но я вспоминала тогда стряпню матушки, запах, витающий по дому. Нет, о потерянной жизни я не жалела. Толку-то! Её уже не вернуть. Но эти воспоминания - всё, что у меня осталось. Я никогда не говорила все эти пять лет. Болтуны долго не жили. Урок этот я усвоила. Особенно те, кто не хотел смириться, покориться, встать на колени перед захватчиками. Но нам надо выжить. Продлить свой род. Сохранить то, что возможно.
Выживших стариков уничтожали сразу, как и непокорных взрослых. Люди старались помалкивать. Надо было выжить во что бы ни стало!
Ели, сидя на полу, как собаки. Так ломали гордость, показывая наше место. Всё это видеть было невмоготу. Но погибло очень много народу. И, по сравнению с тем, что происходило на улице или на фабриках, у нас были райские условия. Во всяком случае, так говорил наш руководитель. Причин верить ему не было. Мы все с улицы. Поэтому знали, каково это жить впроголодь. У захватчиков была еда, оружие, воины. И заработать хлеб можно было лишь став рабом. А для женщины - либо личной рабыней - постельной утехой, либо на фабрику, например, бумагопрядильную, где сдохнешь раньше, чем доживёшь до двадцати лет, при этом плодиться поощрялось, причём твоего мнения никто не спрашивал. Смирись! Покрасивше девок хозяин брал себе, остальных - на фабрику.
Мне повезло! Наш хозяин был мужелюбом. И труппа друг о друге заботилась, особенно о слабых, среди которых считалась и я. Мужчины, правда, походили больше на женщин. А те, что слишком возмужали и не нравились больше учителю, становились его и нашими охранниками. Вот им дозволялось жениться на девочках труппы. Правда, детей хозяин не любил - слишком расточительно. И как только малыш начинал полноценно есть пищу с общего стола, избавлялся от детей. Мальчишек отдавал служителям церкви, а девочек - в бордель.
Я с ужасом представляла, что могу кому-то приглянуться. Поэтому грудь бинтовала, стараясь больше походить на мальчика, да и старалась в гриме увеличить свои недостатки и спрятать достоинства.
- Пятнашка, сегодня ты будешь исполнять роль Одетты! - огласил приговор учитель.
Я внутренне сжалась. Раньше на главные роли меня не ставили. Я старалась не выделяться из толпы. Нарочно ошибалась. И вот теперь что-то в лесу сдохло! Хотя... Чему там дохнуть. Да и лесов-то нет! Больше нет.
Имён у нас тоже не было. Всем давали прозвища. А если человек выгонялся, то новенький занимал его порядковый номер-имя.
Это была весьма сложная роль.
"Лебединое озеро" ставилось у нас впервые. В своё время нашумевшее разочарованием публики. Смысл во всём этом? Вряд ли народ явится поглядеть на нашу неизвестную труппу. Да и балетом мы как таковым не занимались. Как же мне не выделяться с главной ролью?
Как и ожидалось, учитель требовать стал гораздо больше. Ноги просто кровили и болели невыносимо. Как при этом можно порхать, точно бабочка?
- Пятнашка, улыбку натяни!
Но я не могла. Слёзы застилали глаза. Улыбка походила на оскал.
- Тридцатый, сделай что-нибудь! Нарисуй ей улыбку!
Гримёр сделал всё возможное и даже больше. Это была не я. И с опущенными веками на меня глядел незнакомый человек со счастливой улыбкой. Жутко! В таком гриме мне не полагалось открывать на сцене рот.
Я ловила на себе сочувствующие взгляды девушек, которые поначалу даже казались завистливыми.
Тренировки сменялись бесконечными тренировками. И вот, настало время показа. Волнение с головой накрыло меня, стоило увидеть большое здание, на вывеске которого значилось: "Императорскiй Большой Театръ".
Красив, величествен.
Неужто я буду выступать на его сцене? Правда, верх был вовсе несуразный, выбивающийся из стиля фасада здания. К тому же повсюду погребальная символика - окна-арки, образующие переходы, полусбитые урны с прахом - напоминающие о недавней катастрофе.
Сглотнула, вспомнив родителей. Вся труппа тоже замерла. И у всех глаза на мокром месте.
- Чего замерли! Время не ждёт! А, восторгаетесь большой сценой! - понял по-своему учитель.
Он был похож на нас - рабов. И даже речь ничем не отличалась, кроме грубости, от нашей. Но он был чужим. Как так? Неужто враг научился принимать наш облик? Неужто нас предали изнутри? Нет, не мы, кто-то чужой, я не хотела верить в то, что и среди нас есть враги.
Оказалось, что декорации и костюмы уже имеются. И нас почти сразу вывели на сцену. Огромный зал, погружённый во тьму, лес и озеро. И настолько всё правдоподобно, что я невольно представила, что нахожусь на природе. Шумит листва от дуновения ветерка, доносящего мне запах ночных фиалок. Где-то неподалёку стрекочут кузнечики. И я - лебедь.
Заиграла тихая музыка, которой я отдалась.
Говорят, лебеди любят лишь раз и навсегда. Вот только, я не всегда являюсь лебедем, а мой возлюбленный Зигфрид - полностью человек. Моё сердце разрывают сомнения, можно ли довериться этому человеку, можно ли открыть ему сердце, позволить самой полюбить?
Я кружилась по сцене, так, как себе это представляла. Меня иногда подхватывал Третий, исполняющий роль Зигфрида.