— Нет, нет, папочка, пожалуйста, пожалуйста, не оставляй меня.
— Вернись, вернись. Я буду хорошей девочкой, клянусь!
— Кто-нибудь, помогите мне!
— Папочка, о, папочка.
— Сави! Сави, проснись!
— Нет! - Задыхаюсь, приходя в себя от рывка, и сдерживаю мольбы, которые хотят вырваться из моего рта. Моя грудь вздымается, а дыхание становится неровным, когда теплая рука осторожно убирает волосы с моего лица. Смахиваю слезы с глаз и лица и быстро моргаю, пытаясь разглядеть того, кто стоит на коленях рядом с диваном.
— Спокойно, все закончилось. Ты в порядке. Ты должна была снова спать с Тейтом, чтобы он мог позаботиться о тебе, как прошлой ночью. - Эш говорит мне без малейшего следа обычной суровости в своем тоне.
Сглатываю последние слезы.
— Он, он заботился? Заботился обо мне, я имею в виду? Я, я не знала.
— После твоего вчерашнего приступа мы подумали, что компания поможет тебе уснуть. Мы беспокоились о последствиях.
Он наклоняется ко мне и включает лампу на торцевом столике, заставляя меня зажмурить глаза, чтобы привыкнуть к яркости. Когда пятна у меня перед глазами, наконец, исчезают, и я могу ясно видеть его, я снова тяжело сглатываю по другой причине. На нем нет футболки, а мускулистая грудь, покрытая чернилами, находится в дюйме от моего лица.
Когда я поднимаю свои глаза, чтобы встретиться с его зелеными, окруженными густыми черными ресницами, я замечаю, что он изучает мое лицо и волосы, которые огромным облаком окружают меня. Его рука поднимается и захватывает прядь, и он теребит ее между своими татуированными пальцами.
— Эш, спасибо, что разбудил меня и, эм, насчет того, что я сказала... прости. Я не должна была этого говорить.
Он приглаживает мои волосы, и я не могу прочитать выражение его лица, но получаю небольшой кивок, поэтому смотрю вниз, и мой взгляд переходит на единственное цветное пятно среди черных татуировок на его груди. Я вдыхаю воздух и не могу остановить свои пальцы, чтобы протянуть руку и обвести голубую бабочку, прячущуюся под черным плющом, который выглядит как клетка прямо над его сердцем. Его голова опускается вниз, наблюдая за движением моих пальцев.
Я уже знаю, но я должна спросить:
— Что... что это значит?
Мой вопрос, заданный шепотом, нарушает транс, в котором он, казалось, находился, и его глаза становятся жесткими. Его рука взлетает вверх, откидывает мои пальцы, и он поднимается на ноги.
— Это значит, что я был пьян, и никто меня не остановил. Постарайся не разбудить меня снова.
Прижимаю пальцы к груди, словно их обожгло, и слышу, как Эш что-то говорит кому-то в тени, прежде чем слышу звук его шагов, поднимающихся по лестнице. Беккет выходит на свет и замирает, изучая меня, и я понимаю, что никто из них никогда не видел меня с распущенными волосами и без очков. Это заставляет меня чувствовать себя уязвимой и голой. Он двигается ко мне и наклоняется, чтобы подхватить меня, одеяло и все остальное. Женщина во мне немного падает в обморок, потому что я не худенькая девушка, а он даже не сбился с дыхания, поднимая меня.
— Давай, Персик, ты можешь спать в моей комнате до конца ночи.
Хочу запротестовать, но вспоминаю, как хорошо было чувствовать себя, когда он обнимал меня раньше, и понимаю, что это, вероятно, никогда не повторится, поэтому я молчу, пока он несет меня вверх по лестнице, словно я вешу меньше перышка, и осторожно опускает меня в свою кровать. Теплая корица наполняет мой нос, его запах окружает меня, и я глубоко вдыхаю его. Беккет забирается следом, притягивает меня к себе и прижимает мою голову к своей твердой груди, а затем натягивает одеяло на нас обоих. Мне так приятно, когда его большая рука проникает в мои волосы и начинает массировать кожу головы, что я почти мурлычу.
— Ты расскажешь мне, что случилось? Почему снег пугает тебя?
Вздыхаю на его рубашке, и моя рука поднимается, чтобы разгладить морщинки на мягком материале. Кроме полиции и моего психотерапевта, я никому не рассказывала о подробностях тех двух дней. Но что-то в этом человеке, в том, как он обнимает меня, даже если это на самом деле ничего не значит, и в ровном биении его сердца под моим ухом заставляет меня доверять ему настолько, чтобы поделиться некоторыми из них.
— Когда мне было двенадцать лет, произошел несчастный случай. Мой отец, он... он умер.
— Тебе было весело в книжном магазине, принцесса? Купила все, что хотела?
Я улыбаюсь папе с заднего сиденья, и сумки с книгами заполняют сиденье рядом со мной.
— Да! Я люблю туда ходить. Я могла бы жить в книжном магазине. Хотя я бы хотела, чтобы Несса и Селеста поехали с нами.
Встречаюсь с его глазами в зеркале заднего вида и вижу в них только любовь.
— Я тоже, принцесса, но все в порядке. Это наша традиция на день рождения, так что я не против, чтобы это были только я и моя особенная девочка.
Дворники стучат туда-сюда, убирая сильный снег, который начал падать, пока мы были в огромном книжном магазине. Мы ходим туда каждый год на мой день рождения. Смотрю в окно и вижу идеальную зимнюю страну чудес. Мне нравится, что мой день рождения так близко к Рождеству, потому что кажется, что весь декабрь - особенный месяц только для меня.
— Как ты думаешь, какой торт Марта испекла для... Подожди, Сави! Подожди!
Все начинает вращаться по кругу, пока не происходит резкий толчок, и мир снова и снова переворачивается с ног на голову, а мои книги разлетаются повсюду и бьют меня по лицу. Когда все резко останавливается, моя голова с треском врезается в окно.
— Ой! П-папочка? Папочка! Где ты?
Из окна я вижу только белое, как будто машину поглотил снежный вал. Я борюсь с ремнем безопасности, и когда он отстегивается, мое тело падает на дальнюю дверь, как будто машина накренилась набок. Подтягиваюсь назад, используя передние сиденья, и наклоняюсь между ними.
— Папа, мы попали в аварию. Папа? Тебе нужно проснуться.
Протягиваю руку и оттаскиваю его от руля, на который он облокотился, и тут я вижу кровь и зазубренный кусок металла, торчащий в его боку. Кричу его имя снова и снова, умоляя его очнуться, умоляя не бросать меня, но он так и не открывает свои голубые глаза, так похожие на мои.