— Твоя подруга знает обо мне. Мои родители знают о тебе. Я пригласил тебя пойти со мной на ужин. — Его вкрадчивый голос полон мольбы — последняя попытка, чтобы повлиять на мое решение, но я непоколебима.
Я качаю головой. Встав, прохожу мимо него и направляюсь ко входной двери. Открыв ее, я остаюсь у дверного проема и бросаю на него многозначительный взгляд.
— Прости, но этого не достаточно.
Его взгляд полон ненависти, но злится он вовсе не на меня, а скорее на самого себя или на ситуацию. Я понимаю, что он сейчас чувствует. Я никогда не хотела, чтобы между нами все было кончено, но вот мы стоим в дверном проеме и расстаемся окончательно. Прощание причиняет мучительную боль, но это нужно сделать. Другого пути я не вижу.
Рансом стоит около меня, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не упасть к нему в объятья и попросить вернуться. Вместо этого я произношу:
— Ты же знаешь, я хотела, чтобы все было по-другому.
— Как и я.
Но реальность не изменить. Он по-прежнему является моим профессором, а я — его студенткой, и давайте посмотрим правде в глаза: эти отношения всегда были нездоровыми.
Рансом кивает, его взгляд колеблется между дверным проемом и моим лицом, словно он не уверен, сможет ли сделать первый шаг. И вот неожиданно, без всякого предупреждения, я оказываюсь в его объятиях, его рот обрушивается на мой, крадя дыхание и заставляя пробовать его необыкновенный вкус. Все мои чувства обостряются, потому что этот мужчина, именно этот мужчина — тот, кого я желаю. Кого всегда желала. Но он не принадлежит мне. И никогда не сможет принадлежать.
Он отпускает меня так же стремительно и просто уходит. Я наблюдаю, как он покидает мою квартиру, мою жизнь, и не знаю, что должна испытывать по этому поводу — чувство освобождения либо же ни с чем несравнимую печаль.
Глава 20
Одиночество не в моем характере. Я всегда обеспечиваю себе компанию, чтобы не уйти с головой в собственные мысли. Но это скорее инстинкт самосохранения, чем запланированное действие. Я нуждаюсь в ком-то, кто поймает меня, если я начну падать. Вот почему я решаю начать вести себя по-взрослому и перезвонить Энни.
Она сильно удивляется моему звонку. Еще бы. Я игнорировала ее с тех пор, как она сообщила мне, что уезжает из штата. Узнай подруга, по какой причине я звоню ей сейчас, то, вероятнее всего, послала бы меня куда подальше. На этой мысли меня накрывает чувство вины. Ведь я фактически использую ее, чтобы удержатся от еще более глупого поступка — попросить Рансома вернуться обратно.
Свернувшись калачиком на синем диване в стиле кантри11, мы с Энни лежим лицом друг к другу в ее гостиной. Она словно сияет в своем теплом ворсистом белом свитере, в котором становится похожей на стройного Бигфута12, и в черных узких джинсах.
— Я очень рада, что ты здесь, — говорит она, наверное, уже в десятый раз с тех пор, как я вошла в квартиру.
— Я тоже, — честно отвечаю я. Я никогда не чувствовала себя более уютно, чем рядом с этой девушкой. Она моя слабость.
Кончик ее носа краснеет, а на глазах выступают слезы, показывая ее истинные эмоции.
— Я и вправду так скучала по тебе всю прошлую неделю.
Я прочищаю горло и сажусь. Не представляю, как нужно вести себя во время таких душевных моментов, но ради нее я попытаюсь. Это меньшее из того, что я могу сделать. Я пытаюсь подобрать и высказать слова, исходящие из самой глубины моей души.
— Послушай, Энни. Я хочу, чтобы ты знала, что я поступила неправильно, закрывшись от тебя. И я ненавижу себя за то, что отталкивала тебя именно тогда, когда тебе предстояло принять самое важное и судьбоносное решение в своей жизни. Когда ты нуждалась в моей поддержке, я была настолько поглощена собой, что была не в силах отбросить в сторону свои собственные страхи и поддержать тебя. Я знаю, что никакие извинения не смогут меня оправдать, но это все, что я могу предложить. И надеюсь, ты примешь их.
Энни ласково улыбается, по-другому она просто не умеет. Ее глаза моментально наполняются слезами, которые тут же скатываются по разрумяненным щекам.
— Ну, будь все иначе, ты бы и не находилась у меня в квартире, не так ли?
Бросившись через единственную разделяющую нас подушку, она крепко сжимает меня в объятиях. Думаю, таков ее способ сказать мне, что я прощена. Я в отчаянии обнимаю ее в ответ и вздыхаю с облегчением, ведь я была так близка к тому, чтобы потерять единственного нужного мне человека.
Проходят минуты, прежде чем она отстраняется и вновь занимает свое место на диване. Нам обеим не мешает вытереть щеки и подправить расплывшийся под глазами макияж, но, несмотря на все это, я чувствую, что сняла с плеч огромный груз.
— Я никогда не сердилась на тебя, ты ведь знаешь, — говорит Энни, вытирая нос бумажным носовым платком. — Я понимаю, почему ты была расстроена. Я ведь совсем неожиданно выплеснула на тебя эти известия, плюс в них замешан Джейсон и...
И у меня хроническая непереносимость Джейсона. Эти слова так и остаются невысказанными, но для меня смысл все равно предельно ясен.
Она всплескивает руками и закатывает глаза к потолку.
— Тебе не за что просить прощения. Ты мне словно сестра, хоть у нас и разные матери. Мы спорим, иногда сердимся друг на друга, но все равно навсегда остаемся сестрами.
Это всегда было нашим с ней девизом. Даже не знаю, как я сумела позабыть об этом, но рада, что она напомнила мне вовремя. Это означает, что мы всегда сможем положиться друг на друга. Мы никогда не останемся по-настоящему одни, даже если все окружающие люди покинут нас, а это именно та незыблемость жизни, которую не купишь ни за какие деньги.
— Именно, в общем, я рада, что между нами снова все хорошо.
— И я, Джо.
Она садится, выражение ее лица смягчается. Подруга широко улыбается мне, показывая все зубы, а когда заговаривает вновь, все ее тело словно оживает.
— О, ты обязана увидеть это. — Она встает и, пританцовывая, направляется куда-то.
Я следую за ней в единственную спальню, стараясь игнорировать королевских размеров неприбранную кровать, которая создает такое ощущение, словно они с Джейсоном только что выпрыгнули из нее. Это вовсе не та картина, которую я хочу держать в уме.
Энни обращает мое внимание на старое деревянное кресло-качалку, которое стоит в углу комнаты, между стеной и туалетным столиком. Данный предмет мебели — прекрасный пример того, как можно запросто получить отравление свинцом, а бледно-желтая краска на нем уже давно потрескалась и осыпалась... везде.
— На днях я купила его за копейки на блошином рынке. Я подумала, что смогу перекрасить его в голубой или розовый цвет, а потом затереть в стиле шебби шик13 и поставить в детскую. Как считаешь?
Я смотрю на прекрасную улыбку своей подруги. Ее сияющие белокурые волосы рассыпаны по плечам, и она выглядит... счастливой. Как бы мне ни нравились обстоятельства, я не могу не начать улыбаться. Кресло в ужасном состоянии, но она несомненно сумеет вернуть ему первозданный облик, достаточно лишь приложить немного усилий. Если кому-то и под силу нечто подобное, то только Энни.
— Думаю, это замечательная идея. Ты можешь сшить еще небольшую подушечку и привязать к сидению, тогда твоя попка не будет затекать, даже если ты будешь долго сидеть на нем, — добавляю я.
— Отличная идея, — говорит она, хлопнув в ладоши и сложив их под подбородком. Затем Энни направляет на меня два указательных пальца, имитируя пистолет. — Эй, может пойдешь со мной, чтобы подобрать ткань?
— Конечно. Мы даже можем посвятить этому целый день, — мгновенно предлагаю я.
— А давай начнем прямо сейчас!
Судя по ее энтузиазму, у меня и особого выбора-то нет. Охотно кивнув, я поторапливаю ее: