«Но так, собственно, и есть, — подумала та. — Ведь мне надо быть хорошей актрисой, чтобы меня не разоблачили!»
Пока Лоретта принимала ванну, Ингрид ушла к себе в спальню и оделась.
Вернулась она со своей горничной, которая несла несколько платьев.
— Для начала, — сказала Ингрид, — я одолжу тебе свои туалеты. Но если ты решишь снова увидеть Фабиана, тебе придется купить несколько самых новых и оригинальных моделей. Париж всегда настолько опережает в модах весь мир, что ты сможешь носить их в Англии, если не в этом, то в следующем году.
А Лоретта подумала, что вдруг они составят часть ее приданого?
Но сразу отогнала эту мысль и стала внимательно слушать указания кузины.
Сперва Ингрид велела ей надеть маленький корсет из черных кружев, каких она никогда не видела.
— Фигура у тебя безупречная, — сказала Ингрид, — но мы должны сделать по моде твою талию совсем тонкой, а это значит, что нравится ли тебе или нет, но шнуровку придется затянуть потуже.
Однако Лоретта обнаружила, что корсет не причинил ей никаких мучений, а только чуть стеснял в движениях. Ну, и ей приходилось держать спину очень прямо.
Затем Ингрид заставила ее примерять платье за платьем, пока не сделала окончательный выбор.
Оно было голубым, в цвет глаз Лоретты, и обладало той изысканностью, какую способны придать платью лишь французы, нигде не преступив границы хорошего вкуса.
Кое-где его отделка была более глубокой синевы, что придавало ему особый шик и делало совсем непохожим на платья, которые до сих пор носила Лоретта.
И безусловно, оно придавало ей вид светскости.
Когда вопрос о платье был решен, горничная Ингрид начала ее причесывать по французской моде.
Она зачесала ей волосы высоко надо лбом с таким искусством, что Мари, присутствовавшая при этом, не удержалась от возгласа:
— C'est merveilleux! Миледи выглядит совсем не похожей на les jeunes filles Anglaiaes![12]
Лоретта знала, что Мари вспоминает картинки в «Дамском журнале», который покупала, чтобы срисовывать фасоны.
И она знала, что Мари права.
И ее прическа, и ее туалет были совсем французскими, и она не только выглядела, но и чувствовала себя по-новому.
Однако Ингрид еще не кончила.
Она собственноручно чуть-чуть припудрила безупречную кожу Лоретты, наложила немножко туши на ее ресницы и намек на тень под глазами, так что они стали словно больше.
Затем soupcon[13], как выразилась Мари, румян на щеки.
А когда в заключение Ингрид подкрасила ее губы помадой, Лоретта подумала, что если бы ее увидел сейчас отец, то сразу бы отправил хорошенько умыть лицо.
Однако Ингрид была очень искусна.
Люди, никогда прежде ее не видевшие, не могли бы вообразить, насколько иной она выглядела без этого грима и туалета.
Когда Лоретта встала и посмотрела на себя в трюмо, она подумала, чтодаже Кристофер не сразу бы ее узнал.
И, конечно, тут же потребовал бы, чтобы она стала такой, как всегда.
— А теперь, Лоретта, я хочу поговорить с тобой наедине, — сказала Ингрид, и под возгласы горничных, восхищенных переменой в ней, они прошли в будуар Ингрид, примыкавший к спальне.
Будуар оказался солнечной комнатой, обставленной с особой изысканностью.
Лоретте почему-то пришло в голову, что все здесь служило чудесным фоном для любви.
Она опустилась в кресло, отделанное кружевом.
Без всяких объяснений она поняла, что Ингрид создала для маркиза атмосферу любви, держащую его в сладком плену.
«Они так счастливы! — с завистью подумала Лоретта. — Как, как могу я выйти замуж без любви, зная, что моя жизнь будет одинокой, тоскливой, чреватой страшными несчастьями?»
И поэтому она с особым вниманием сосредоточилась на том, что ей говорила Ингрид.
— А теперь, любовь моя, давай повторим все по очереди. Ты англичанка, замужем за очень скучным и эгоистичным человеком. Ты очень несчастна, хотя гордость не позволяет тебе признаться в этом открыто, и ты приехала в Париж, потому что я единственная твоя подруга, способная понять, как ты страдаешь.
Ингрид помолчала, а потом спросила с веселыми искорками в глазах:
— Ну как? Ты находишь это логичным?
— Мне кажется, только люди с каменным сердцем не растрогаются до слез при описании моих мучений, — засмеялась Лоретта.
— Отлично! — сказала Ингрид. — А теперь мы перейдем к дальнейшему и очень важному.
Лоретта была вся внимание, и Ингрид продолжала:
— То, что тебе пришлось вытерпеть, породило у тебя отвращение ко всем мужчинам. Ты относишься с недоверием к тому, что они говорят, и не желаешь иметь ничего общего с теми из них, кто пытается флиртовать с тобой.
В глазах Лоретты появилось недоумение, и Ингрид пояснила:
— Видишь ли, любовь моя, если ты не хочешь показаться экстравагантной и легкомысленной, ты должна очень ясно показать, что не ищешь affaire de coeur[14], в отличие от большинства женщин, приезжающих в Париж ради такого сорта развлечений.
— Да, да, разумеется!
— Вот почему ты должна держаться гордо, притворяться холодной, разочарованной в жизни, не собирающейся отдать сердце человеку, которому ты наскучишь столь же быстро, как и своему мужу. Лоретта рассмеялась:
— Я прекрасно понимаю, что ты подразумеваешь. Ты полагаешь, что маркиз может затеять со мной флирт, а я должна дать ему ясно понять, что он меня не интересует.
— Это очень-очень важно, — ответила Ингрид. — Я хочу, чтобы ты познакомилась с ним, чтобы ты поговорила с ним, но ты ни в коем случае не должна заинтересовываться.
Она улыбнулась и продолжала:
— Я уверена, что он, несомненно, сочтет тебя красивой и тем не менее не удостоит вниманием женщину, которая останется к нему равнодушной.
Лоретта весело захлопала в ладоши.
— Ингрид, ты гений! Я понимаю всю сложность положения и дам ясно понять господину Казанове, что не нахожу его хоть сколько-нибудь привлекательным и вежлива с ним просто как с твоим гостем.
— Вот именно! — сказала Ингрид. — Но обещай мне, обещай мне твердо, Лоретта, что ты не позволишь Фабиану очаровать тебя! Предупреждаю тебя, для женщин он — как сказочный крысолов, и они бегут за ним, какой бы мотив он ни наигрывал на своей флейте!
— Не тревожься, — ответила Лоретта. — Я буду все время думать о том, что, если он женится на мне, как хочет папа, моей судьбой будет коротать дни в каком-то унылом французском chateau[15], где я никого не буду знать, пока мой муж в Париже ухаживает за красавицами.
— Так и будет, — предрекла Ингрид, — а потому не слушай комплиментов, которыми он начнет тебя осыпать. Не обманывайся его лестью, какой бы чарующей она ни была, и помни, что все это он уже говорил сотням глупых влюбленных женщин, которые теперь выплакивают глаза, потому что он охладел к ним.
— Омерзительно! — воскликнула Лоретта. — Не беспокойся из-за меня, Ингрид. «Предупредить — значит вооружить», и я думаю, мой ангел-хранитель подсказал мне поехать к тебе, когда папа категорически объявил, что у меня нет выбора и я должна выйти за маркиза.
— Несомненно, подталкиваемый дюком! — подхватила Ингрид. — И не забудь, что маркиз увлечен мадам Жюли де Сен-Жервез.
— Дамой, на которой он может жениться?
— Я сказала, что это не исключено, хотя, по моему мнению, Фабиан твердо решил больше в брак не вступать и будет отчаянно отстаивать свою свободу.
— Надеюсь, ты права, — сказала Лоретта. — Тогда это облегчит мое положение.
— Да, бесспорно, — согласилась Ингрид, — но особенно на это не рассчитывай. Тебе придется сыграть эту роль очень искусно и помнить, что, познакомившись с тобой в этом доме, он может вообразить, что ты…