– Она самая. Ее зовут Куколка, – ответил наконец мальчик постарше.
– А тебя – Уилл, да? – спросил Оуэн. – А братишку как? Запамятовал имя…
– Дагги.
Оуэн медленно подошел к телочке, тихонько что-то приговаривая, а та попятилась назад, испуганно вращая глазами. Мальчики нервно держались за привязь. Но когда Оуэн заговорил с ней, дотронулся до ее носа, нежно погладил морду, животное успокоилось. Он пощупал плечо Куколки, определяя упругость мышц, провел по спине. При его прикосновениях телка стояла не шелохнувшись.
– Ну, ребятки, она у вас просто красавица. И содержите ее хорошо. Молодцы.
– Спасибо, – ответил Уилл. Дагги вроде тоже что-то хотел добавить, но передумал.
Оба мальчика выглядели застенчивыми, но младший казался особенно необщительным. Никогда раньше Куперу не приходилось иметь дело с молчаливыми детьми. В его семье было несколько ребятишек возраста Уилла и Дагги – племянники, племянницы и двоюродные братья и сестры. И никто из них не был тихоней. Наоборот, они были даже слишком шумными. В наши дни невозможно не увидеть или не услышать ребенка. Вот когда родители не видят или не слышат свое чадо, они начинают волноваться – не случилась ли беда.
Но эти двое были совсем другими детьми – скрытными, осторожными чуть ли не до враждебности, словно их специально приучали бояться чужих.
– А на следующий год будете выставлять ее? – спросил Оуэн.
Наверное, он сказал что-то не то. Лица мальчиков вытянулись, а Дагги выглядел так, словно вот-вот заплачет.
– Разве отец не возьмет вас на ярмарку?
Уилл покачал головой. Теперь и Куперу стало немного неловко.
– А где ваш отец? – спросил он.
– В мастерской, – показал Уилл за дом.
Оба мальчика, наверное, облегченно вздохнули, когда Купер и Оуэн отошли от сарая и направились через двор к мастерской, откуда доносился лязг металла. Оуэн заглянул в открытую дверь.
– Уоррен? Вечер добрый.
Уоррен Лич посмотрел на него со скамейки, тускло освещенной рабочей лампой. Шеи у него почти не было, а торс, массивный и плотный, без единого изгиба, заканчивался громадными плечами с буграми мускулов, почти достигавшими линии подбородка. Лич носил синий рабочий комбинезон, подпоясанный широким кожаным ремнем.
– А, вы, – грубо проворчал он. – Не было печали, так черти накачали. Чего надо?
– Гм, назовем наш визит дружественным, – усмехнулся Оуэн.
– Ну-ну, – фыркнул Лич. – Мимо сарая проходили?
– Да.
– Так, пожалуй, и парней моих видели. Что они там, все еще возятся с этим чертовым животным?
– Судя по телке, они прекрасно ухаживают за ней, Уоррен. Состояние просто отличное.
– Ага. Отличное. А с чего бы ему быть другим? Избалованная скотина. Жрет больше, чем любой из нас.
Фермер поигрывал стальным штифтом из трейлерного крепежа. За штифтом тянулась короткая цепочка, которую он с раздражением вертел между пальцами.
– Ну так чего хотел-то, смотритель?
– Уоррен, полиции на время нужен беспрепятственный проезд через твою ферму.
– М-да?
– Убили женщину. Ну, ты знаешь.
– Это не мое дело, – пожал плечами Лич.
– Но земля-то твоя, Уоррен, – терпеливо объяснял Фокс.
– И что, в соглашении такое тоже написано? Если здесь помирает туристка, то я, значит, обязан терпеть копов, которые, как маньяки, будут толпой носиться по моей земле? – Лич показал пальцем на Купера, легко признав в нем того, кем тот и являлся. – Ну, смотритель, наверное, это было напечатано о-очень мелким шрифтом, потому как я такого не помню.
– Слушай, просто оставь ворота открытыми – пусть полицейские машины проедут к пустоши, а?
– Ворота открытыми? Это еще зачем? Их можно открывать и закрывать, как и любые другие ворота, не так ли? Или копы в наше время разучились пользоваться руками и ногами?
– Знаешь, нехорошо получится, если полицейские подумают, что ты чинишь им препятствия, – сказал Оуэн.
– Пусть думают все, что угодно.
В продолжение этого странного разговора Купер не проронил ни слова, не обращая никакого внимания на злобные взгляды Уоррена. Он немало повидал их у эдендейлских юнцов. Но только сейчас перед ним был не юнец, а фермер средних лет. Ладно, пусть лучше Оуэн Фокс ведет переговоры, на то он и смотритель.
– Пожалуй, прежде чем уйти, мы поговорим с Ивонной, – сказал Оуэн.
– Это еще зачем? Нечего ей вам сказать.
– Просто из вежливости.
Лич фыркнул и так яростно сжал цепочку в толстых пальцах, что ее стальные звенья жалобно лязгнули друг о друга.
– Так, значит, я должен перевести коров на соседнее поле, – проворчал он.
– Ну, это же не слишком сложно, надеюсь?
– Сложно? Да там почти нет травы! Удои упадут к чертям собачьим. Да и так уже упали из-за всей этой нервотрепки.
– Уоррен, день-два – и все.
– Может, мне хоть компенсацию заплатят? У полиции наверняка деньги есть. И это мои деньги, я честно плачу налоги.
– О чем ты говоришь? А как же выполнение общественного долга?!
Оуэн посмотрел на Купера, но Купер только улыбнулся.
– Вот мура, – сказал Лич.
– Ну давай, Уоррен, соглашайся.
Лич перебросил крепежный штифт в другую руку, хлопнув по ладони. На пластмассовом цилиндре перед ним лежал кожаный чехол со стальными застежками. Купер задавался вопросом, что это за штуковина. Как-то не очень походила она на часть фермерской техники – скорее уж врач принесет с собой нечто подобное, чтобы измерить давление пациенту.
– Ладно, день-два, но не больше, – согласился Лич. – И передайте вашим дружкам-полицейским, чтобы пошевеливались. И работают пусть в то же время, когда я занимаюсь фермой, а не распивают чаи каждые пять минут. Лично прослежу. Не на того напали.
– Спасибо, сэр, – вежливо поблагодарил Купер. В ответ фермер сердито сверкнул глазами. – Когда вам будет удобно, чтобы с вами побеседовал детектив?
– Это еще зачем?
– Необходимо записать ваши показания. Вы живете в таком месте, что являетесь свидетелем.
– Свидетелем чего? Все, что знал, я уже сказал, когда еще та, другая, чертова баба померла на моей земле. А эту я вообще никогда не видел.
– Вы знаете, о ком идет речь?
– Разумеется нет.
– Тогда откуда вы можете знать, что никогда ее не видели? – улыбнулся Купер. – Ладно, завтра утром вам позвонят из полиции.
Оуэн с Купером направились к «лендроверу».
– На днях загляну к тебе, Уоррен, поболтаем, – обернулся Оуэн.
– Можешь не беспокоиться, смотритель. Как только я завижу твою красную куртку, так сразу рвану в Бэйкуэлл.
Выезжая со двора, они едва не задели в воротах Ивонну Лич, невысокую широкобедрую женщину со светло-каштановыми волосами, небрежно стянутыми в узел на затылке. Оуэн остановил «лендровер», и женщина, словно овца, нервно метнулась в сторону, не сводя округлившихся глаз с машины. Но ей не удалось достаточно быстро проскользнуть к дому.
Оуэн опустил стекло.
– Ивонна, все нормально?
– Да.
– Мы тут заехали потолковать с Уорреном. И вот хотел тебе сказать: ты не беспокойся о том, что здесь произошло. Полиция уже занимается этим делом. С вами все будет в порядке.
– А я и не беспокоюсь, – ответила Ивонна, хотя Куперу показалось, что более напуганной женщины он в жизни не видел.
– Эй, ты что там делаешь? Ну-ка иди в дом немедленно! – донесся со двора злобный рык Уоррена Лича.
Они оглянулись и увидели, что Уоррен прямо-таки сверлит Ивонну взглядом. Воспользовавшись моментом, женщина проскользнула мимо «лендровера» и скрылась за углом.
Оуэн поехал дальше. Дважды им пришлось открывать ворота, и смотритель делал это медленно и молча, стараясь не потревожить коров.
– Брак, – наконец произнес он.
– В каком смысле? – переспросил Купер.
– По-моему, брак – самое странное изобретение человечества. Ну, вы и по своей работе знаете, о чем я. Люди соединяются в семейную пару по совершенно непонятным соображениям. Разве большинство преступлений не связано с браком? Вы еще их называете бытовыми. Ведь вроде бы девяносто процентов убийств совершается супругами?