Она протерла полки на кухне отца влажной губкой. Бледно-серое небо за окном пересекали три вороны. Предзнаменование смерти. На полке лежала буханка белого хлеба. Еще одна дурная примета. Все, что угодно, могло быть предзнаменованием смерти, если думать о ней достаточно долго. Конец срока годности. Морозильная камера. Метла. Совок. Мусор, подлежащий вторичной переработке.
Только пластмасса жила вечно. Пластмасса – счастливый материал.
Когда бекон стал хрустящим, она сделала сэндвич, положила рядом с ним мелкую морковь, гарнир из овощей, богатый витаминами, и поставила тарелку на тахту у ног отца.
– Забудь о Мексике, – сказала Анна, избегая встречаться с ним взглядом. – Посмертная маска – это всего лишь очередная ложь.
И, прежде чем он успел что-либо возразить, она ушла, сославшись на то, что ей пора бежать. И сбежала. С урной, дневником и конвертом.
5
Садовник
Была почти полночь, когда Хьюго опустился на колени у своей клумбы с георгинами, думая о девушке из магазина канцтоваров. По двору кружили светлячки. Как загадочные предупреждения. По всей долине будто взрывались фейерверки, но звука не было – только вспышки света. Собаки выли от тоски. Каждый клубень, который он посадил в эту почву, был ею. Снова и снова он накрывал ее круглые бедра почвой и похлопывал их своей садовой лопаткой, чтобы она оставалась, росла, цвела и раскрывалась перед ним, как делала это каждый день.
Легко было любить двух женщин одновременно, но оставить одну ради другой – невозможно.
Они с Соледад вместе построили свою жизнь. Выросли. Каждый предмет в их доме имел свою историю. Они варили бобы в специальной кастрюле, задергивали занавески, чтобы заняться любовью. Мыли ноги в ведре, смеясь над тем, какими стариками могут выглядеть со стороны, дивясь мозолям, которые принимали такие странные формы, что напоминали ракушки с дальнего пляжа.
– Tu vienes?[41] – В дверях появилась Соледад, тень в рабочем халате. Ее волосы струились по плечам.
– Скоро, – отозвался он. – Нужно посадить еще одну грядку.
– Ты ни в чем не знаешь меры…
Хьюго ударил по заднице свою «любовницу», наудачу подул на почву.
– Я человек, за которого ты вышла замуж.
– И чем я только думала?
Он взмахнул садовой лопаткой, указывая на звезды:
– Надо было тебе выходить замуж за Него.
– За кого?
– За Господа. Представь себе дом. Вилла в Пуэрто-Вальярте.
– Господь живет в Канкуне, – иронично улыбнулась Соледад.
– Со всей толпой туристов?
– Господь мог бы выбросить оттуда всех туристов, чтобы теплая вода принадлежала только ему.
– И почему же он до сих пор этого не сделал?
– Он ждет меня. – Она торжественно сложила ладони.
Хьюго бросил в дверь камешек.
Соледад подпрыгнула.
– А ты в плохом настроении, как я погляжу.
– Это мое настроение. Можно мне иметь настроение?
После минуты тишины последовало обвинение:
– Ты просто притворяешься, что высаживаешь свои георгины.
От удивления Хьюго уронил садовую лопатку и, сидя на корточках, пошатнулся.
– Притворяюсь?
– Ты говоришь, что тебе нужно посадить георгины, но это не то, что ты делаешь на самом деле.
– А что я делаю на самом деле?
– Я не знаю, но если бы знала, то заставила бы тебя остановиться.
– Перестань пытаться выглядеть умной. – Он посмотрел на жену. Не особо красивая женщина – ее младшая сестра Соня была более привлекательной, но при этом вечно всем недовольной, – в самом расцвете сил, она излучала теплоту и нежность, словно подарок самой луны.
– Иди в постель, – сказала она. – Тебе завтра на работу.
Он хлопнул лопаткой по ладони.
– Я работаю и сейчас. Дополнительная работа, как видишь.
Хьюго не сказал жене о том, что наркобарон Оскар Рейес Каррильо предложил ему оплату в сто раз больше его обычной получки за поимку кое-кого в Тепито. Ему и Педро. Обоим. Если дело будет сделано хорошо, Рейес даст им еще работу. Хьюго знал, что Рейес вышел на него, потому что он работал у Томаса Мэлоуна. Однажды Рейес должен был использовать эти связи, но именно сейчас Хьюго совсем не хотелось, чтобы это «однажды» наступило.
– Уже скоро, – сказал он. – Ты готова?
– Я учила английский.
– Мы собираемся поймать gringo de mierda[42].
Соледад пересекла двор, оглядываясь на часовню за спиной. В башне горел красный свет, как и всегда поздней ночью.
– Тсс!
Хьюго отмахнулся от ее беспокойства садовой лопаткой:
– Он не услышит.
Соледад потянула его за руку:
– Пойдем в постель. Ты посадил уже сотню георгинов. Ya basta[43].
Он вырвался.