Люсьен поразился, как сильно на него подействовал этот ответ. Ему совсем не понравилось то, как она воспринимала ситуацию. Он натянул вожжи и остановил лошадей у края дороги, чтобы все внимание уделить девушке.
— Вы правы. Я разыскиваю вашу сестру отчасти из эгоистичных соображений. Но вы сами очень интересная женщина. Я думаю, мы могли бы стать друзьями. Если, конечно, вы итого захотите и перестанете набрасываться на меня, как дикая кошка.
— Простите, я была груба с вами, — девушка отвела взгляд. — Мой отец относился к тому типу мужчин, которым нельзя доверять. Этим объясняется моя подозрительность в отношении всех лиц мужского пола.
— У меня нет никаких бесчестных намерений на ваш счет. Беседа с вами доставляет мне огромное удовольствие, независимо от того, есть у вас сестра-близнец или нет. Разве то не может быть хорошей основой для дружбы?
— Может быть… Возможно… — ответила Кэтрин скованно. — Но я не уверена, что хочу этой дружбы.
— У вас тяжелый характер, леди Кэтрин.
— Я предпочитаю оставаться такой, какая есть, — ответила она, пытаясь сменить тему разговора. — У вас есть сестра?
— Нет, — теперь настал черед Люсьена почувствовать неловкость. Он пустил лошадей вскачь и попытался сосредоточиться только на них. — У меня была сестра, но она умерла в детстве.
— Мне очень жаль, — ответила девушка с нескрываемой симпатией. — Никто лучше брата или сестры не может понять нас и помочь в борьбе с жестоким миром.
— Мне повезло. В Итоне я приобрел трех братьев. И они мне помогли, — ответил он с легкостью в голосе. Девушка вздохнула.
— Наверное, семья, которую выбираешь по собственной воле, может быть лучше, чем та, которую получаешь по воле судьбы.
— Обычно, так и бывает. Вы знаете Кристину лучше, чем кто-либо другой и, конечно, можете подсказать, где мне лучше начать поиски. У меня есть основания думать, что она живет в Сохо.
— У нее была там квартира, но теперь уже нет, — ответила Кэтрин. — Она, кажется, не должна выступать в течение ближайшей недели или двух и могла уехать из Лондона.
Девушка взглянула на него со странным выражением.
— Если вы что-нибудь о ней узнаете, дадите мне знать? — спросила она.
— Я хотел попросить вас о том же. Вероятнее всего, она передаст вам какую-нибудь весточку.
Катрин уперлась взглядом в свои крепко сжатые на коленях ладони.
— Теперь мы не так близки, как были когда-то. Как бы я хотела получить от нес известия! Но… у меня нет никакой надежды.
Стрэтмор подумал о тех прочных связях, которые связывают близнецов, и пожалел Катрин: она была так одинока. Как трудно ей жить у старой тетки из милости и лишиться общества своего лучшего друга, любимой сестры. Еще ужаснее чувствовать, что сестра больше не думает о тебе.
Граф решил, что на один день девушке уже достаточно огорчений. Он сменил тему разговора, и на пути к дому леди Джейн они беседовали о литературе. Когда Катрин была спокойна, беседовала на отвлеченные темы, ее едкое остроумие вызывало восхищение собеседника.
Возвращаясь домой, Стрэтмор думал о Кэтрин. Она была не менее загадочна, чем ее сестра, и не менее очаровательна. К атому выводу он пришел с некоторым неудовольствием. Как бы он хотел раздуть тлеющий в глубине ее глаз огонек страсти в яркое пламя. Как бы хотел расцеловать ее, заставить забыть все тревоги и рассмеяться. Как бы он хотел…
Проклятие… Он и сам толком не знал, чего хотел. Нет, не правда. Он знал. Он мечтал о Кит. Но его надежды терпели крах, и он пытался перенести свои желания на ее сестру-близнеца. Их сходство было мучительным, но различия между ними были гораздо важнее. Это были совершенно разные женщины, у каждой были свои мечты и свои печали. Как он мог даже мысленно совмещать эти образы!
Кроме того, по его мнению, Кэтрин была слишком сурова. Он вновь и вновь напоминал себе об этом.
Когда Люсьен добрался наконец до дома, настроение его вопреки обыкновению было отвратительным. О должен найти Кристину, пока совсем не лишился из-за нее рассудка. К несчастью, прогресс в поисках девушки оказался всего лишь иллюзией. Теперь он был не ближе к своей леди Немезиде, чем до встречи с Кэтрин.
Интерлюдия
Она поджидала его у дверей. Стоило ему войти в прихожую, как, она обрушила на его плечи удар хлыста со всей силой, на которую была способна. От боли и возбуждения он закружился на месте. Сегодня ее платье было девственно белым, как у невинной девушки, которой она уже давно не была. Белокурые накладные локоны были прикрыты прозрачной белоснежной вуалью. Но шелковое платье было очень коротким и скрывало только верхнюю часть бедер, оставляя открытыми длинные ноги, затянутые в черные шелковые чулки и черные сапожки.
— Сегодня ночью вы особенно прекрасны, госпожа, — прохрипел он.
— Молчать! — она приняла вызывающую позу, и белый шелк плотно обтянул грудь. — Конечно, я хороша собой. Но я не для таких, как ты, раб! Ты не смеешь глядеть на меня, не смеешь касаться! Ты не смеешь даже думать обо мне!
— Вы жестоки, госпожа, — жалобно застонал он. — Я не могу не думать о вас. Служить вам — огромное счастье.
Она с трудом сдержала раздражение, охватившее ее при этих словах. Овладев собой, она громко крикнула:
— Гнусная свинья! Ты заслужил наказание! Ступай в мою тюрьму!
Он с готовностью повиновался и лишь на минуту задержался, чтобы рассмотреть дьявольскую механическую игрушку. Она тут же ударила его рукояткой хлыста по костяшкам пальцев, и он пошел вперед.
Посреди камеры, пол, стены и потолок которой были из необработанного камня, стояла большая деревянная рама. Стараясь как можно меньше касаться его, она пристегнула его запястья и лодыжки кандалами к раме. Теперь, когда он оказался распятым, она взяла свой самый жесткий хлыст. С его помощью она должна была сорвать одежду со своего раба. После бесконечных часов тренировки она изучила это занятие до тонкостей. Она знала, какое усилие надо приложить, чтобы треснула ткань, а какое — чтобы на коже заалел рубец, сколько силы добавить, чтобы кровь хлынула из раны. Вскоре его одеяние превратилось в лохмотья, а остатки тонкой рубахи окрасились кровью.
Она должна была привести его в состояние экстаза и рассчитывала свои движения, не спуская глаз с его фаллоса, который начинал напрягаться под обрывками панталон. Раб начинал стонать с нарастающей силой, его возбуждение росло.
Сначала она должна была целиком обнажить его, используя хлыст, и только потом сильным ударом по ягодицам довести до оргазма. Наконец все было кончено. Он испустил звериный вопль и забился. Его семя изверглось серебряной дугой, и он безжизненно повис на раме. Только грудь еле заметно поднималась в такт дыханию. Если бы не это, его можно было бы принять за мертвела. Она пыталась сжать хлыст в трясущихся пальцах. Если сейчас обвить его горло хлыстом, он умрет… Сколько времени на это понадобится? Его лицо побагровеет, а глаза наполнятся ужасом, когда он поймет, что спасения нет. Сейчас он был совершенно беспомощен, а ее гнев неукротим. Желание расправиться с ним было настолько сильным, что она уже чувствовала себя убийцей.
Она повернулась и, пока ее воля еще не была совсем парализована, выбежала вон.
Глава 20
Кит проснулась от собственного крика. Ее пальцы свело от напряжения. В ужасе она взглянула на свои руки. Кит была почти уверена, что увидит кожаный хлыст, впившийся в ладони. Но ее руки были пусты. Она никого не убивала. Это был только ночной кошмар, и теперь, в слабом свете зари, он рассеялся.
Последнее время эти сны посещали ее все чаще и становились все омерзительнее. Среди них были видения куда страшнее сегодняшнего, но еще ни разу девушке не снилось, что она совершает убийство. Она пыталась вспомнить, что произошло, но ничего не получалось. Что это было — гнев и страх? Кит выбралась из постели, подошла к умывальнику и разбила корочку льда, покрывшего воду в кувшине. Она ополоснула лицо и руки, чувствуя себя чуть ли не леди Макбет, — так ей хотелось смыть с себя грех. Насухо вытерев лицо, девушка попыталась восстановить в памяти страшный сон, но смогла вспомнить только отдельные эпизоды. Она была уже одета и укладывала волосы, как вдруг в ее мозгу возникла четкая картина: вызывающе одетая девушка наносит удары хлыстом по лежащему телу обнаженного мужчины.