— Несколько лет назад я был очень многообещающим танцором — так говорили мне мои преподаватели, руководители коллектива… Речь не об этом. Однажды я пошел на День рождения к своему приятелю и впервые увидел там фаер-шоу. Конечно, я слышал о том, что танцуют с огнем и раньше, но…Но слышать и видеть — разные вещи. И я впервые увидел тебя.
Гуля затеребила краешек простыни. О, эту встречу она отлично помнила!
— Ты тогда подошла близко-близко. Такая молоденькая, такая милая. Улыбалась чуть испуганно, помню, и я подумал: «Девочка только недавно начала выступать». Огонь меня потряс. Это было захватывающе, и в то же время так опасно! Я почувствовал его опасность, когда ты нечаянно попала горящим поем себе в голову. Никогда не забуду. Я и сам не раз жегся после, и видел, как жгутся на выступлениях мои девочки, но тогда я испугался за тебя о-очень сильно.
А потом ты улыбнулась, — глаза Антона стали мечтательными, — улыбнулась так… так по-настоящему. И почему-то посмотрела на меня. А у меня сердце екнуло, правда! Никогда такого не испытывал! Не люблю косяков, Гуля, ни своих, ни чужих, ты в курсе. Не любил никогда. У тебя был на том вступлении крупный косяк, если уж мерить нашими сегодняшними мерками. Но ты собралась тогда и достойно из него вышла. И эти яркие, живые эмоции! Вредная такая улыбочка, едкая — и отчаянная, потому что ты понимала, что накосячила, и что я увидел. Тот вечер навсегда перечеркнул мою танцевальную карьеру: я понял, чему посвящу себя. Я влюбился. Влюбился в огонь и еще в кое-кого…
«Тошка прикалывается», — успокоила себя Гуля. Быть не может, что он говорит про нее!
— Я попросился к вам в коллектив, — с легкой улыбкой, не отводя взгляд от удивленного лица Гули и держа ее за руку, рассказывал Антон, — мне очень повезло, что я именно хореограф, иначе бы меня не взял Женек: почему-то он зациклился, что ему нужны хореографы. А так он меня принял, и я смог познакомиться с тобой поближе. Помню, ты не очень обрадовалась, когда я пришел в коллектив. Вернее, очень не обрадовалась. Потом вроде бы оттаяла, объяснять стала. Тем более, на меня много времени никто не тратил, все занимались собой. Кроме тебя. Я было понадеялся, думал, подружимся, все такое… А потом узнал, что вы с Женьком встречаетесь. Он сам ко мне как-то подошел и сказал об этом. Чтобы я не лез к тебе.
— Я не встречалась тогда с Женьком. Уже не встречалась, — не смогла не ответить Гуля.
Антон кивнул:
— Я тогда не понял. Если мне говорят: «Не лезь в наши отношения», я не лезу. Тем более, ты ко мне никакого особого внимания не проявляла, кроме дружеского. Ну, что дальше? Я привык, что мы с тобой друзья, общался с другими девочками, искал любовь — все, как надо. Налаживал отношения и с тобой, как-то мне даже удалось проводить тебя до дома… В меня твой отец тогда пульнул бутылкой, помню.
Гуля нахмурилась, но промолчала. Все так и было, здесь не оправдаешься, не она же в Тошу бутылкой швыряла.
— А на следующий день Женек отозвал меня в сторонку и сказал, что если случится ещё одно провожание, я вылечу из коллектива. А я прикипел к огню, прикипел ко всему… К тебе… И ты была чужой девушкой…Я пообещал, что больше этого делать не буду. Извинился перед Женьком за то, что тебя проводил. Он меня вроде бы простил тогда и обрадовал, что скоро ты с ним в Москву уедешь. Колеблешься вроде бы, но уедешь. Я тоже так думал. Если с парнем своим, почему бы не уехать?
Гуля задышала чаще, еле сдерживаясь, чтобы вслух не выругаться. Женек — урод! Сволочь! Отомстил за отказы ей, вот…! «Гулечка, пойдем ко мне… Я придумал новые комбинации!», «Гулечка, нам стоит опять быть вместе, как считаешь, крошка?», «Гулечка, мы едем в Москву, покорять столицу! Надо быстрее покупать билеты!».
— А потом ты осталась, и я предложил тебе работать вместе со мной. Ты сказала: хочешь одна. Тогда я понял, что тебе не нужен. И никогда особо не был нужен. Я повернулся и ушел. Зачем унижаться? Набрал людей, начал тренировать их, придумал зрелищные номера. Зарабатывал деньги, зарабатывал имя для коллектива… Вырвался вперед, стал одним из лучших фаерщиков по городу, но каково мне было! Тренировки с огнем, занятия в танцевальном центре… Я вел много групп, чтобы заработать, чтобы отдать долги, расплатиться с бабушкой. Жил тут же, на работе: с родителями не хотел, большой мальчик. Встречался с девушками, но мало кто из них задержался надолго. Им казалось, что я слишком люблю выступления, огонь, и на них не обращаю внимания. Может, они были правы… Кое-кто смог примириться с моими увлечениями, только я их не любил… Да ладно, это все лишнее. Периодически я смотрел, что делаешь ты. На расстоянии, не подходя близко. Слышал о тебе от ведущих, иногда мне показывали записи твоих выступлений. Так, болтали ни о чем, и я спрашивал типа ради любопытства. Я знал, что ты тоже с кем-то встречаешься, Аишка говорила как-то, ну… Жизнь есть жизнь. А потом я раздал долги, купил квартиру, сделал ремонт. Машина, квартира — то, ради чего я пахал, ради чего ударился в шоу, позабыв обо всем на свете. Было как прозрение. Я остановился и оглянулся назад. И не увидел около себя никого. Никого, по большому счету. Стал вновь уделять больше внимания модерну — и осознал, что здесь все плохо, с эмоциями отстой. И везде плохо. Тут мне пришла в голову идея с танго, и я понял, с кем хочу его станцевать. С тобой.
Гуля вздрогнула. Антон же продолжал улыбаться, не отрывая взгляда от ее лица.
— Я еще посмотрел тогда твою программу а — ля восток, где у вас костюмки ну очень открытые. Слышала мудрую фразу: «Чем больше женщина раздета, тем хуже у нее с танцем».? Конечно, не всегда хуже, если в реальности. Но фраза в чем-то верна — трудно объяснить… Когда нечего показать уже, и нет идей, обычно раздеваются. Я понимаю эту фразу как-то так. Тем более, ты понизила цены выступлений своего коллектива — это тоже о чем-то говорит! Не надо было, не стоило, так бизнес не ведут… Я тебе сказал об этом раньше. Решил вновь тебе предложить станцевать со мной, поработать вместе, хотя был уверен, что ты мне откажешь. А вдруг, думал, получится? Не получилось.
Антон рассказывал Гуле вещи, казавшееся ей необыкновенными. Никогда бы подобное не пришло ей в голову! Хотя…
— При встрече с тобой в «Мае» я понял две вещи. Первая: тебе была интересна моя задумка. И второе: что-то у тебя произошло, и ты ко мне стала относиться по-другому, или я чего-то раньше не догонял… Я хореограф, Гуля, умею подмечать чужие движения. Твое лицо, твое тело кричало, что я смущаю тебя. Как раньше. Лет пять назад я не понимал этого, списывал на Женьку, на твою молодость — на что угодно! Прошло четыре года, а ты все смущалась, и смотрела на меня…блин, я не могу объяснить, что я понял. Но тогда я решил, что от тебя не отстану, и добьюсь, чтобы мы станцевали вместе. А уж когда я твой восток увидел…Блин, несколько ночей уснуть не мог, все представлял тебя… А кастинг — для отвода глаз. Хотел прийти к тебе после него и пожаловаться, что нет хороших девчонок, танцевать не с кем, Гуля, давай попробуем. Неожиданно на кастинг пришла твоя Ира. Думал, мне повезло. Я мог предугадать, как ты психанешь, и не глядя выбрал ее, чтобы ты пришла, и мы решили насущный вопрос. Я бы уговорил тебя станцевать со мной. Думал, ты придешь и попросишь… поменяться на нее, например. Но я не учел, какая ты гордая. Ты просто меня послала, и Иру ты тоже послала. Как ты меня не расстреляла из чего-нибудь прямо на благотворительной площадке, до сих пор удивляюсь, но я специально вышел на сцену. Чтобы проверить кое-что. И парням сказал заранее, что орать, — Антон усмехнулся, провел по лицу рукой, взъерошил волосы и вновь прямо глянул на Гулю.
— Аише ты предложил, чтобы я вышла на сцену, так? — перебила Антона Гуля.
Антон издал тихий смешок.
— Допустим. Она раскололась, что ли? Я только намекнул: «Разве Гуля не танцует? Почему она не занята в благотворительном вечере? Пусть хотя бы целуется с кем-нибудь, потому что это неправильно: мы работаем, а Гуля отдыхает…» Аишке только намекни! Ты мне опять не даешь говорить. Понимаешь, наверно, что я хочу сказать?