В алых глазах призрачно мелькнула улыбка, но голос по-прежнему оставался спокоен.
- Ты выбрал непростой Путь, ребёнок. И дело даже не в тех лишениях, что сопровождали тебя на этом Пути. Дело в том, что ты сознательно встал на Путь, нарушающий завет Твоего Бога. Никто не может безнаказанно нарушать Слово Бога. Даже сам Бог.
Льдистые слова тяжело падали в тишине, но Дье не замечал их холода. Да, он слышал. Он понимал и был даже согласен. Ведь запрет он действительно нарушил. Осознанно. Так что Саол прав во всём. Слово Бога было нарушено и возмездие падёт на голову виновного. Дье всегда это знал. Знал с той самой ночи.
Но сейчас он смотрел в глаза Саола и понимал – у него получилось. То, чем он жил столько лет, к чему стремился… ради чего шёл на риск и отказался от столь многого, увенчалось успехом. Всё получилось, и его Бог доволен им. Но даже Он не может нарушить Своё Слово. А наказание… С самого начала он знал, это – неизбежно. И с самого начала он был к этому готов.
Дье счастливо улыбнулся, глядя в алые глаза. Слова были не нужны. Его Бог и так читал в его душе, как в развёрнутом свитке. Веки чуть дрогнули, на мгновение пряча алый взгляд, но голос остался таким же холодным.
- В наказание ты лишаешься связей с Сарутом. Ты до конца жизни будешь вдали от дома. Ты будешь принадлежать тому, кто заявил на тебя права и пройдёшь с ним остаток своего Пути. Да будет так. Я сказал.
Саол скользнул размазанной тенью и коснулся губами лба Дье. Тьма затопила всё вокруг, Его слова Великим Колоколом гудели в голове, ледяная игла вгрызалась в мозг, но он смог услышать последние слова Бога:
- Это тебе больше не нужно. Живи счастливым, малыш.
Знакомое тепло медальона исчезло, и ледяная река, сметая все преграды, с грохотом обрушилась на сознание.
Разбудили меня дятлы. Не знаю, что конкретно они искали в моём черепе, но, твари, делали это очень настойчиво. Оглохнув и ослепнув от их энтузиазма, изо всех сил борясь с тошнотой, я пошарил вокруг. Я был в кровати – это определённо плюс. В кровати я был один, и это – минус. Ибо жесточайшее похмелье буквально выворачивало меня наизнанку, а помочь было некому.
Не помню, когда я умудрился так накушаться, но мерзкий привкус хилпара был однозначен в своей интерпретации. Последняя мысль видимо оказалась слишком сложной, так что на пару минут я подвис. Мозг беззвучно тарахтел на холостом ходу, и события, приведшие меня в столь печальное положение, по-прежнему таились во мраке. Единственное, что иногда всплывало на поверхность, это смутные воспоминания об императорском дворце, образовании Дома и моё эпичное шествие в пижамных штанах сквозь строй разряженных благородных. Мелькало что-то ещё, но столь призрачно, что я малодушно решил оставить это на потом, когда состояние моё будет не таким плачевным.
Хоровод теней постепенно успокаивался, и моя следующая попытка реанимации была более удачной. По крайней мере, глаза приоткрылись настолько, что мне удалось засечь стакан, стоящий на низкой полке рядом с кроватью. Он был восхитительно полон, и ради него я был готов практически на всё. Так что спустя минуту я открыл глаза уже полностью. Да-а-а. Химический привкус не обманул, там-таки было лекарство! Конечно, до нормального состояния ещё далеко, но и умереть прямо сейчас уже не хотелось.
Стараясь не очень трясти головой, я огляделся. Комната была знакомой, но как я оказался на «Зулиссе» в нашей с Мэлем каюте оставалось неясным. С другой стороны, я до сих пор был словно в тумане. Память возвращаться не спешила, душа требовала ясности, а спросить было категорически некого. По внутренним часам была глубокая ночь, которая ещё не утро, но уже почти, и где носит драгоценного – это ещё один вопрос в копилку. Впрочем, кто мне мешает это узнать?
Химия бродила в крови пузырьками шампанского. И как оказалось впоследствии, была столь же коварной. Подтянув штаны, такой же пижамной типажности, но в ином исполнении (вот ещё вопрос, откуда дровишки?), я выдвинулся в поход за истиной, по пути цепляя накидушку. Коридоры встретили меня тишиной, что, в общем-то, логично, и качающимися стенами. Впрочем, я тоже покачивался, так что в итоге выходило почти нормально. На полпути к заветной цели лекарственная бодрость начала стремительно таять, в голове вновь застучало, так что добирался я уже буквально на автопилоте. Не знаю, какие именно звёзды сошлись, но мне повезло, и в половине четвертого утра парни были на кухне. Отвратительно-бодрый Уго порхал у плиты, что-то напевая. Ниро на своём любимом стуле не то спал, не то медитировал над кружкой.
- Привет.
Осторожно приземлившись за стол, дабы не стряхнуть голову, я облегчённо прикрыл глаза. Наконец-то. Дорога за истиной оказалась тем ещё испытанием, и стул был как нельзя кстати. Яркий свет бил по глазам, и я жмурился, как слепой крот, однако ехидный прищур Ниро уловил.
- Хреново?
Я аккуратно подпёр лоб руками, уткнувшись взглядом в столешницу. Глазам стало легче, а передо мной опустилась кружка с таиром. Вдохнув крепкий ягодный запах, я пожаловался столу:
- Это какой-то кошмар. У меня сейчас голова отвалится.
- Чего лекарство не выпил? Тирсу же оставлял.
Джинсовая задница Уго вернулась к плите, а я медленно наклонился, хлебнув из кружки. Холодненькое. Мм…
- Если б не выпил, я бы и досюда не дошёл. Что вообще вчера было?
Ниро сильнее прищурился.
- А что ты помнишь?
Хлебнув ещё пару раз, я попытался включить мозг, но безуспешно.
- Крутится что-то в голове, но совсем невнятное.
Уго громыхнул чем-то на плите, и я страдальчески зажмурился. Передо мной на столешницу шлёпнулся блистер.
- Две штуки, не жуя.
Благодарно мыкнув, я подрагивающей рукой выдавил капсулы из серебристого ложа. Минуту в камбузе царила блаженная тишина. Боль, пусть и огрызаясь, медленно уходила.
- Легче?
Я смог осторожно кивнуть. Тяжесть в затылке ещё давила, но голова вроде бы уже не отваливалась.
- А память?
Ниро с исследовательским интересом окинул меня взглядом. Мне тоже уже было интересно, но мозг по-прежнему саботировал. Растерянно пожав плечами, я присосался к кружке. Рецепторы потихоньку оживали, и приятная фруктовая кислинка вносила некую нотку радости в общее предчувствие попадалова. Ниро всё так же ехидно щурился.
- Уго, иди сюда. Порадуй нас своим ликом.
- Я порадую, я щас так порадую!..
Уго повернулся, гневно шипя, а я закашлялся.
- У… Уго, а чего это ты такой… красивый?
Я обалдело разглядывал «красоту»: шикарные фингалы на оба глаза с белой нашлёпкой на переносице. И не знал, что сказать. Меж тем, Уго продолжал шипеть:
- Ты!.. Я!.. А ты!.. А ты даже не помнишь?!
Скомканное полотенце полетело на стол, Уго рухнул рядом с Ниро и хлопнул по столешнице.
- Ты! Алис, ну ты просто!.. Скотина ты, вот кто!
- Ну, тише-тише.
Ниро притянул к себе брыкающегося Уго, утешающе поглаживая по спине. Я приложил кружку к виску и вздохнул. Кружка была холодненькая, но в голове всё так же кружил туман.
- Уго, друг, чувствую, вчера было весело, но я вот вообще ни в зуб ногой…
- Это как раз я мог бы…
Ниро заткнул его ладонью.
- Вообще ничего не помнишь?
- Я даже не помню, почему мы на «Зулиссе». Последнее, что в памяти отложилось – это Император и как Дом образовывали. А… Ещё помню, как эта сволочь, Инорестату на меня напал. Кстати! – Это я зря так дёрнулся, в голове что-то обиженно стрельнуло. Перевернув кружку, прислонил её другим, ещё холодненьким бочком. – Сали нам отдали обратно? Не в курсе?
- Отдали-отдали, он с нами гулял.
- Слу-ушайте, а чего мы так резво отмечали, что аж несколько дней пьянствовали?
- Как чего? Свадьбу вашу с Мэлем и образование Дома. Вполне серьёзный довод для долгой гулянки. Такое нечасто бывает.
- Ну да, логично.
Я робко глянул на “красавца” Уго, но поскольку голова соображала плохо, то язык на привязи удержать было не кому, и о последствиях я не подумал. Не чем было.