Отделялись от толпы и направлялись вслед за мной Кайл, Торрен и Маркус. Я уже почти дошла до Наариса, что стоял ближе всех к артефакту, сейчас закрытом все больше распухающей воронкой торнадо.
Что-то происходило с моим зрением. Я видела туманные силуэты, пронизанные яркими нитями, яростную пульсацию сердец.
— Ярость Лангран… Ярость… Гнев некромантов… — слышалось со всех сторон, долетало неясными обрывками.
С Наарисом тоже что-то происходило, туман его силуэта клубился, уплотнялся, темнел.
Но я не остановилась. Чувствуя безумную жажду уничтожения, я стремилась туда, где грязно-желтым туманом с редкими чистыми проблесками золота находились виновные в моей боли. Меня не волновала разрастающейся вихревая воронка за спиной, темнеющее небо, которое быстро затягивали грозовые кучи, свист ветра, заглушавший все звуки вокруг.
Крик, рождавшийся где-то глубоко внутри, вдруг покатился словно цунами, выплескиваясь наружу.
— Лааанграан! — То ли звала, то ли предупреждала я.
И вместе с этим безумным криком, я выплескивала всю тьму, что сейчас царила в моем сознании, что лилась потоками темного пламени, пронизанного слепяще-белыми разрядами молний. Ровно такими же, что уже исполосовывали грозовое небо.
Я рвала, вырывала светящиеся нити жизни, собирая кровавую жатву среди орденцев. Слышала приветственные крики нагов с той стороны долины, панические вопли этого светлого стада. Скорее почувствовав, чем увидев, что вслед за мной качнулись союзные войска, я развернулась буквально на секунду.
— Стоять! Это только мой бой! Никто не смеет встать между мной и убийцами моей матери! — Это был не голос, а рык злобного зверя, уже успевшего запустить клыки в горло своей добыче.
Целый атомный гриб сверкающих молний рос из моей груди. Я уже не могла его удерживать в своей воле и с диким, ломающим мои ребра, криком разорвала связующую нас нить. Часть этой силы упала на армию ордена, уничтожив одним страшным ударом, практически половину. Часть оплела силуэт Наариса, а остатки ударили по воронке.
Яркий, сине-фиолетовый свет разлился на месте платформы с артефактом, открывая портал в мир, где даже небо бушевало пожаром, и только на скалистом плато скопились живые.
Затянутые в кожу и металл женщины и мужчины с кипельно-белыми волосами и темно-графитовой кожей. Они приветствовали открытие портала воинским салютом клинками и хлынули потоком на нашу сторону. Огненные волны лавы уже захлестывали площадь, на которой они до этого стояли.
Последними в портал вошли пять старух и закрыли за собой арку перехода. Секунду они медлили. Потом одна из них протянула в мою сторону свой посох с кристаллом навершием.
— Вот та, что наполнила своей силой светлый лик Тёмной Прядильщицы. — И склонила голову в знаке признательности и уважения.
Пришедшие не тратили больше времени, оценив происходящее, и в неимоверных прыжках достигли линии войск ордена, превращая бой в истребление.
Болезненный то ли рык, то ли вскрик, словно вернул меня обратно. Я развернулась и остолбенела. Наарис корчился в диких судорогах, его хвост извивался и сплетался, его отцы и белый жрец пытались влить в него силы и забрать себе его боль. Мальчишка полностью покрылся остроконечной чешуёй, огромные роговые наросты вспарывали кожу на голове и хребте. Чудовищно-гротескный зверь увеличивался, вспарывал землю огромными когтями появившихся четырёх лап. Здоровенный горб прорвался, выпуская на свет мощные кожистые крылья. Крылья, что уже через мгновение подняли небольшой смерч, поднимая эту тушу в небо, где новорожденного дракона встретил Хранитель.
Несколько синхронных разворотов, два зверя стрелами взмыли к самым тучам, приветствуя очередной раскат грома торжествующим рёвом, и сумасшедшее пике к остаткам воинов ордена. И в десятке метров от земли, прямо посередине зажатых между нагами и пришельцами орденцев и Кельт, и Наарис выплеснули широкую огненную струю, что сжигала все на своем пути, и даже землю пропекала глубоко внутрь.
Вместе с пришельцами пришли и здоровенные, с хорошую собаку ростом, пауки, которые спеленовывали некоторых орденцев белой нитью и оттаскивали в одну сторону, а некоторых, черной и тащили в другую.
Одна из тех пяти, видимо главных у этих народов, заметив мое недоумение, скупо объяснила, хоть и было заметно, что для нее сложно вместо привычных слов слышать речь этого мира.
— Эти отличаются аурой, — ткнула она в сторону светлых коконов. — А эти, на прокорм детей Прядильщицы.
Самая молодая из пятёрки вдруг мягко тронула меня за руку.