-Ну что ты будешь делать! - в голосе, по-прежнему исходившем из неясной дымки, послышалось раздражение. Голову Амариллис отпустили, и она со стуком опрокинулась на жесткую подушку.
-...потеплее... да поторапливайся же! Ну?! - после этих слов и без того неясное сознание стало стремительно покидать обессилевшее тело Амариллис и последнее, что она услышала, был отзвук истошного, заполошного вопля.
Когда ранним вечером первого июньского дня Сириан Мираваль приехал в Серебряные Ключи (ратман на всякий случай решил приехать недельки на две пораньше, проследить, как и что), его встретила глубокая тишина, такая, какая бывает после бурных слез и криков. Войдя в дом, он первым делом спросил:
-Где Амариллис? И мой отец?
-Господин мой брат, - из сгрудившихся подобно насмерть перепуганным овцам домашних выползла молодящаяся вдовица, - Великое несчастье постигло наш дом...
-Говорите яснее! - приказал ратман, усаживаясь в кресло.
-Язык мой отказывается повиноваться мне... пойдемте, и вы все увидите своими глазами... - и вдова указала рукой в сторону родовых покоев.
Пройдя по длинному коридору, Сириан оказался перед запертой дверью. Сопровождавшая его вдова окрыла ее массивным ключом и застыла, всем своим видом показывая, что внутрь заходить еще раз не собирается. Сириан перешагнул порог.
Посреди комнаты стояла кровать, на которой лежала девушка. Совершенно неподвижная. Голова бессильно свесилась набок, из-под ресниц поблескивают белки закатившихся глаз. Ее бедра окровавлены... но и лицо ее, и руки по локоть тоже в крови. А на высокой спинке кровати висит что-то тонкое, длинное, сизо-сукровичного цвета, а по кровати, да и по полу разбросано такое же кровавое рванье.
С минуту ратман стоял неподвижно. Затем отступил, закрыл дверь и, не говоря ни слова, запер ее. И вернулся к домочадцам.
-Ведь я говорил Риго, предупреждал его... женщины с темной кровью могут быть опасны...- Сириан, сгорбившись, сидел в кресле, озабоченно потирая лоб ладонью. - Так ведь нет, не послушал меня. Привел в дом эту особу, наперекор Морелле. Вам, небось, сказал, что она умерла? Так это он со зла. А я-то, дурак, ему поддакивал, думал, он так скорее угомонится. Морелла уезжала к отцу, в Манору - и к лучшему, преждала там тихий ветер... ребенка спокойно выносила.
-О, господин мой брат!.. - вдовица вся подалась вперед, услышав столь радостную весть, - неужели?!
-Да... - совсем не так радостно протянул ратман, - Морелла родила на днях сына. Да какие поздравления... - и он отмахнулся от родственников. - Что мне с этой делать?!
-Но он мертва. - Строго сказала племянница Арчеша. - И любые сожаления и промедления сейчас неуместны. И если мне будет позволено высказать свое мнение, то я скажу, что семейная усыпальница Миравалей - не место для упыриц. - И она так брезгливо поджала губы, как будто упырица - это что-то вроде жирного пятна на скатерти.
Наконец, Сириан решительно встал и обратился к застывшей в дверях экономке, которая утирала слезы кончиками фартука.
-Немедленно пошлите в Озерки за братьями Брейс.
Клеми вздрогнула: братья Брейс были живодерами.
-Вы так и не сказали мне, что с моим отцом.
-Вашему отцу вчера стало дурно, он очень волновался из-за... Я дала ему успокаивающего настою. - Вдовица искательно заглянула ратману в глаза. - Он все еще спит.
-Что ж... это к лучшему. Не будите его.
Над Серебряными Ключами уже нависли сумерки - не густо-голубые, как полагается летним сумеркам, а лиловые, холодные сумерки заморозка - когда из ворот поместья выехала небольшая телега, запряженная пегой лошаденкой. На козлах сидел коренастый, лысоватый мужчина, второй, очень похожий на него, примостился на краю телеги, поплевывая в придорожную пыль. В телеге лежало что-то, завернутое в грубую холстину, на которой проступали темные пятна. Они направились прямиком той дорогой, за прогулку по которой Амариллис однажды сильно влетело от старика Арчеша.
-Ты деньгу-то пересчитал? - сиплым голосом поинтересовался плюющийся.
-А то... К Поганому болоту даже я задарма не поеду, да еще на ночь глядя, - ответил второй, хлестнув вожжами чересчур неторопливую лошадь.