-Ну, взяли... - они взялись за куль, качнули его пару раз и, как следует размахнувшись, зашвырнули шагов на восемь в болото.
-И всего делов-то. Чистоплюи господские, ни курицу зарезать, ни ни мертвяка утопить, - братья вернулись к телеге и через час были уже в деревенском трактире.
От удара о землю веревка, стягивавшая холстину, лопнула и сверток, попавший в Поганое болото, поплыл, разползаясь в бесформенное пятно. Давно уже стихло поскрипывание живодеровой телеги, потревоженная было тишина вновь улеглась в туманные перины. Сверток вдруг дернулся, резко, судорогой, и из него показались руки и голова девушки.
Амариллис пришла в себя от холода, проснулась, чтобы согреться. Честно потрудившееся тело настоятельно требовало заслуженного ухода и удобств; однако поначалу пошатнувшееся сознание оставалось абсолютно глухо к его голосам; наконец, телу надоело терпеть и оно, минуя бестолкового посредника, решило действовать само. Встрепенуться... выбросить руки вперед... потянуться за ними... глотнуть свежего воздуха. Ну вот, так-то лучше. Просыпайся.
-Кто-нибудь... помогите...
Куда подевались все слуги?.. Амариллис пыталась позвать кого-нибудь из домочадцев, но пересохшее ее горло не издало ни звука. Приподнявшись на локтях, девушка осмотрелась; ее разум, оглушенный питьем милосердной вдовицы, работал медленно, мысли путались в узлы причудливых форм. Перекатившись на спину, девушка отважилась сесть; от усилия у нее перед глазами поплыли кровавые круги, перехватило дыхание, но упрямая темная кровь подгоняла , и вот, наконец, ей удалось присесть на колени. Отдышавшись, она провела рукой по телу - мокрая, липнущая короткая рубашка, не прикрывающая даже колен, и почему-то плоский живот. Амариллис застонала, вспоминая... но не понимая.
Комната с кроватью, одиночество и боль... остальное память милосердно не сохранила. Потом - голос... чей? ах да, вдовы... и этот крик. И чашка с питьем!
По-прежнему отказываясь понимать случившееся, не думая и не рассчитывая, Амариллис собрала все силы и встала; пошатываясь, она шагнула в сторону каких-то кустов. И тут болоту надоело притворяться. Шагнув, девушка по пояс провалилась в трясину. Несколько минут она лежала неподвижно, вытянув руки, лбом уткнувшись в сырой мох; потом попыталась шевельнуться - бесполезно. Вздрогнув, она повторила попытку, еще и еще раз... и затихла, даже с каким-то облегчением. Через какое-то время ей уже не было холодно, боль, сводившая живот, отпустила, зато голова прояснела на удивление. Вернулись в прежней остроте зрение и слух, сами собой развязались узлы на мыслях. Вот тебе и жена ратмана. Да нет, не то... за что? и зачем? ах да, ребенок с темной кровью. Мой ребенок, я даже не увидела его... Тут она закричала. Крик, вырвавшийся из пересохшего, уже сутки не пробовавшего воды горла был более похож на клекот или хриплый вой; уже успокоившаяся и смирившаяся девушка билась в вязкой пасти болота с яростью обездоленной женщины. Внезапно она почувствовала на ногах тепло, стекающее от бедер к лодыжкам: от резких движений она вновь закровила... еще сильнее прежнего.
Через несколько минут Амариллис услышала тихое хихиканье; здесь этот звук был совершенно неуместен, и мог только померещиться. Но хихиканье не унималось, а приблизилось вплотную к девушке, взяв ее в кольцо, после чего она стала чувствовать на коже слабое покалывание. На лодыжках, под коленками, на животе. Потом закружилась голова; и постепенно Амариллис начала охватывать слабость - не прежняя слабость усталого тела, а какая-то опустошенность... так засыпает на жаре срезанный, но не попавший в букет цветок. Девушка дышала ровно, редко, мокрый мох даже не потеплел под ее щекой, только пальцы еще слегка вздрагивали. Внезапно она подняла голову и еле слышно застонала: ее затягивало - и не просто болото. Амариллис почувствовала, что вокруг ее ног обвились тугие, ледяные петли и тянут, тошнотворно медленно тянут вниз.
...Тебя же предупреждали, что будет больно. Бедный, бедный бельчонок!.. и жила - ляп за ляпом, дурость за дуростью, и умрешь некрасиво, бестолково. Твое дитя вырастит другая женщина, и ее - а не тебя - твой сын назовет мамой. А ведь знала, что не дело делаешь: иначе зачем было столько раз просить прощения у семьи, которой давно и на свете-то нет? Ну-ну, не плачь, все уже, все... Что? небо? небо как небо. Ты пришла в мир - оно было, и уйдешь - там же оно и останется. Ему не впервой отражаться в мертвых, зеркальных глазах. И какая разница, где? неужели в фамильной усыпальнице Миравалей тебе было бы уютней? гнить среди подлецов и выжиг вроде Сириана...а здесь ты хоть кого-нибудь накормишь... Успокойся и отдыхай, уж что-что, а отдых ты заслужила.