-Я выполнил все ваши приказания, отец. За полчаса до полудня все двери будут запираться, за этим проследит один из этих, новых слуг. Душистые травы для курений доставлены. Экономка передает все дела прибывшей на замену клыкастой особе, впрочем, вполне благовидной. Наши вещи собраны, карета готова, осталось только выбрать между Серебряными Ключами и Вересковым Логом.
-Вересковый Лог. Ты поедешь вместе с Мореллой, останешься... пока не позову.
-Простите мою дерзость, отец, но какой смысл прятать меня в этой глуши, среди хнычущего бабья и трезвомыслящих, но неумелых слуг? В прошлый раз меня хватило на три недели, и я не прочь еще раз померяться силами с тихим ветром.
Сириан посмотрел на сына и покачал головой. Они сидели рядом, на широкой скамье, крытой темным мехом, удивительно разные и схожие одновременно. У ратмана было широкое, почти квадратное лицо, массивный подбородок с ямочкой, крупный, красивого рисунка рот, зеленовато-серые глаза, опушенные белесыми ресницами; седая шевелюра аккуратно подстрижена; тело, уже несколько оплывшее и погрузневшее, все еще внушало уважение таяшейся в нем силой старого медведя. Одним словом, сын явно пошел в мать, дочь богатого владельца шелкопрядилен из Иссы, умершую десять лет назад, в самый разгар эпидемии. Но внимательный наблюдатель легко мог уловить, насколько Риго напоминает отца; манера приподнимать брови, выслушивая вопрос, жесты рук и движения пальцев, интонации и тембр голоса, улыбка... все было почти одинаковым. Сириан очень любил сына. Пожалуй, больше, чем обеих дочерей, вместе взятых.
-Ты поедешь вместе с Мореллой. Вряд ли она проносит этого ребенка больше месяца, слишком слаба, да еще этот ветер... Ты будешь нужен ей. Она славная женщина... - нужно отдать должное честности ратмана: при всем желании видеть горластого, здорового младенца-внука он никогда не попрекал невестку ее бесплодием.
-Месяц? Вряд ли... если дело только в этом, я смогу приехать дней через десять.
-Ты приедешь, когда я позову. А до тех пор сиди в Вересковом Логе, утешай жену и обдумывай вот это предложение, - и Сириан протянул сыну свернутый в трубку лист бумаги, вынув его из складок эскофля.
-Так, посмотрим. Занятно... экий наглец... - и Риго вопросительно посмотрел на отца.
-Да уж. А когда обмозгуешь это, займись, пожалуй, вот этим документом, - и ратман достал из эскофля пергамент, скрепленный витым шнуром с четырьмя кистями - черной, белой, красной и синей.
-Эльфийские церемонии, - кивнул Риго, беря пергамент, - что на этот раз? Ого-го... не верю своим глазам... это чтобы их величества о чем-то просили?!. - и он изумленно поднял глаза. Ратман кивнул - читай, мол, дальше.
-Так значит, им нужен алмаз темной крови. Клянусь семью шпилями Арзахеля, это неслыханно!
-Послание доставил лорд Лотломиэль, - Сириан пропустил мимо ушей восклицание сына, - отдал его мне два дня назад. Сказал, что камень несомненно был в городе, но был украден у хозяйки каким-то цвергом. Эльф говорит, что не чувствует силы камня, а значит, он или спрятан за Краем Света, или - как это он выразился? - уснул, превратился в обычный осколок кремния. Вору от него не будет никакого проку. Даже если он маг, алмаз темной крови никогда не подчинится вору.
-А другому магу?
-Эльфы не знают. Но попытаются его приручить.
-Но для начала неплохо было бы его попросту найти... или купить, как предлагает этот тип, - и Риго помахал свернутой бумагой.
-Это я получил сегодня утром, передали через писца, а кто - он вряд ли вспомнит... у него две недели назад умерла дочь... долго он не продержится, сегодня уже все покашливал да платок прятал. Что скажешь, сын?
-Скажу, что не стоит торопиться. Поспешишь - людей насмешишь. Сигнальный ветряк крутится четыре дня... эту эпидемию нам уже не избыть. Так что поспешных покупок делать не стоит.
-Согласен. Это нам даже как-то и не к лицу. Эригон - город торговый... вот и поторгуемся. Со всеми. Ну, ступай. Бумаги убери... сам знаешь, куда. Выезжайте вечером. Ступай, сын.
Риго поклонился отцу и оставил его одного. С минуту постояв в просторном коридоре, словно обдумывая что-то, он направился в покои своей жены.
Риго открыл дверь, отодвинул рукой ковер, прорезанный по контуру проема, и вошел в комнату. Высокое окно с тремя рядами раскладывающихся ставень выходило во внутренний дворик; к нему придвинута массивная скамья-ларь, обычно покрытая вышитой тканью, сейчас же распахнутая и, очевидно, опустошенная. На небольшом расстоянии от стен - супружеское ложе Миравалей-младших, осененное роскошным балдахином, прикрепленным к потолку, с четырьмя пологами, передний из которых был искусно присобран и являл бы взору великолепие внутреннего убранства постели, если бы не скамья с высокой спинкой, выполнявшая роль ширмы. На скамье, опираясь на подлокотник в виде цапли, уткнувшейся клювом в землю, подложив под спину подушечку, сидела Морелла - тонкие, прекрасно выточенные кисти рук... одна покоится на животе, словно прикрывая от ветра нечто хрупкое, вторая подпирает подбородок, идеальный овал лиц, огромные карие глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, пышные темно-русые волосы, убранные под серебряную сетку. Риго молча подошел и присел рядом с женой. Не прерывая молчания, она опустила голову ему на плечо и сжала его ладонь своими пальцами. Он чувствовал на шее ее теплое, прерывистое дыхание, выбившиеся из сетки волоски щекотали его щеку; Риго Ворон обнял жену за плечи, и, слегка касаясь губами ее лба, заговорил.