-Отец решил - это будет Вересковый Лог. Вот и хорошо, а то я никогда особенно не ладил с дедом... помнится, спер у него однажды тыквищу для октябрьского фонаря, а она оказалась какой-то диковиной, редкостью заморской. Веришь ли, он мне эту тыкву до сих пор припоминает. Так что едем в Лог. Дом в дюнах, от ветра укрыт, и дорога удобная.
-Не понимаю... ты едешь со мной?! - и Морелла, подняв голову, с радостным изумлением посмотрела на Риго.
-Ну да. Меня отпускают на неопределенный срок. Отец всегда необыкновенно благоволил тебе...
-Скажи уж лучше - баловал...
-Тебе виднее. Как бы то ни было, вечером мы вместе уезжаем из города, чему я рад, признаюсь.
Риго не кривил душою. Он действительно ценил жену, ее красоту и несомненные душевные качества, что же касается любви... то этому искусству на факультете дипломатики не учили.
... И удача чернокнижника-недоучки
Если бывают на свете неслыханные удачи, перед которыми все остальные бледнеют и меркнут, как луны перед солнцем, то это был как раз такой случай. Фолькет не глядя, пятясь словно рак-отшельник, вышел из комнаты, нашарил ногой дверь и захлопнул ее за собою. По-прежнему держа ладонь лодочкой, он поднялся по узкой винтовой лестничке к себе в комнату, по дороге столкнувшись с женой мастера, больно приложился плечом о косяк, нашарил рукою в воздухе небольшой ларь, стоявший рядом с оконцем, рывком раскрыл его и выхватил давным-давно приготовленный сверток. Цверг встал на колени возле кровати, расстегнул висящую на шее цепочку, продел ее сквозь кольцо Амариллис и снова застегнул, спрятав добычу за пазуху. После этого он развернул кусок темной кожи и разложил на покрывале несколько мало согласующихся между собою предметов: высушенная птичья лапка, пучок какой-то травы с довольно скверным запахом, изрядно поистлевший лоскут материи, обрывок веревки... все это Фолькет сгруппировал (очень быстро, а значит, не в первый раз), капнул на траву маслянистой жидкостью из карманного флакончика (в таких ювелиры обычно носят несильную кислоту для проб) и с видимым наслаждением вдохнул поднявшийся над кроватью едкий пар. Еще несколько вдохов, произнесенные на выдохе слова, прозвучавшие некрасиво, словно по стеклу железкой скребли, еще вдох... Фолькет опустил лицо в самую середину уже внушительного столба пара, закашлялся - и исчез. И в доме мастера Рилло (к счастью для ювелира) больше никогда не появлялся.
...Он пришел в себя, обливаясь холодным потом, отчетливо слыша мелкий перестук собственных зубов, и ощущая во рту вкус крови из прокушенной губы. Фолькет приподнялся на локтях, изо всех сил вглядываясь в полумрак пещеры и, сам того не осознавая, отползая назад. Прикосновение чужой ладони к затылку заставило его содрогнуться всем телом и истошно взвизгнуть.
-Ну-ну, все уже, все... успокойся, сыночек. Я предупреждал, что этот ритуал не из приятных... что делать, надо, надо. Все, все, будет плакать, сейчас домой пойдем, вот только приберемся тут, а то, неровен час, набредет кто, слухи пойдут.
-Оте-те-те-тец... ка-как-ка... ды-ды-ды-ды....
-Помолчи, малыш, не спеши. Я в твои годы трое суток после такого отходил... но нет у нас столько времени, да и ты покрепче будешь, да, что ль?! - с этими словами и ободряющим похлопыванием по спине приемный отец Фолькета прислонил его к стене, а сам, сделав несколько шагов вперед, будто рассыпал что-то невидимое из горстей и в тот же момент пещера осветилась ярким мертвенно-синеватым светом. Цверг поднял глаза и поспешно опустил их.
-Э-э-э, так не пойдет, - на сей раз голос отца звучал отнюдь не так сердечно, он говорил, словно кладбищенский ворон каркал, - а ну, подними глаза, я кому сказал! Смотри, смотри... сделано неплохо, можешь любоваться, не стыдясь!