-Понятно... Значит, сиротка из Свияра. Почему именно она?
-Она умеет обратить на себя внимание.
-Причина весомая. Когда?
Сириан покачал головой.
-Ну, заторопился... Когда она согласится, сын мой.
Вечером следующего дня Амариллис уже заканчивала смешивать сонное зелье, когда в дверь пристроя постучали. Не отрываясь от работы, девушка крикнула:
-Входите!.. сейчас будет готово. Да, и принесите мне еще воды и что-нибудь поесть. Или я умру с голоду раньше, чем от недосыпа.
-В таком случае, может, вы не откажете мне и отужинаете сегодня в моем доме?
Амариллис обернулась.
-Доброго вам вечера, господин ратман... - она поклонилась вошедшему. "Ну вот, прекрасный повод хлопнуться в обморок, - промелькнуло у нее в голове, - от усталости все как-то не получается, может, от изумления получится..."
-Он будет таким, если вы согласитесь. Мне необходимо поговорить с вами; дело важное и отлагательства не терпит. Так как?
-Я готова следовать за вами, господин ратман. Тем более, что работу я уже закончила.
-Вот и прекрасно. Идемте.
Ратман весьма учтиво помог Амариллис забраться в портшез, сам уселся напротив. Вскоре они уже стояли в полумраке ратманского особняка. Сириан обратился к Амариллис:
-Дитя мое, у вас такой измученный вид, что было бы крайней жестокостью вот так сразу принуждать вас к серьезной беседе. Сейчас подойдет моя домоправительница, она проводит вас в комнаты, там уже приготовлено все необходимое... на первое время. Я буду ждать вас в кабинете. Не торопитесь, до ужина еще добрых два часа.
Тут подошла экономка, извиняясь за опоздание, и порядком струхнувшая и недоумевающая Амариллис отправилась за нею, вглубь дома Миравалей. Они поднялись в третий этаж, вошли в комнату - по-видимому, одну из гостевых спален, - и девушка, ожидавшая чего угодно, но только не этого, ахнула. Комната была неярко, приятно освещена несколькими светильниками, в углу, распространяя легкое тепло и аромат, стояла шаммахитская курильница - из многочисленных отверстий в ее медной крышке в воздух поднимались сизо-розовые змейки дыма. У окна стояла парадно убранная постель: белый батист, атласное, отороченное белым же мехом одеяло, облакоподобные подушки; на стоявшем в ногах сундуке была заботливо разложена одежда. А самое главное, возле умеренно горящего (так, чтобы смягчить холод каменного дома, но и не спугнуть его прохлады, столь отрадной в летнюю жару) камина стояла ванна. От воды поднимался душистый парок, у огня грелись кувшины с чистой водой, на скамеечке поблескивали фарфоровые баночки с жидким мылом и благовониями. Амариллис вздохнула и, все еще не веря своему счастью, спросила у сопровождающей:
-Это - мне?!..
-Тебе. Сама управишься, или помочь?
-Ну конечно сама. Что я, принцесса, что ли?..
Оказавшись в одиночестве, девушка с каким-то фанатичным наслаждением выкупалась. Полежав с полчаса в горячей воде и отмокнув, она несколько раз намыливала длинную кудрявую мочалку и безжалостно растирала свое тело, пока кожа не порозовела и не задышала. После этого Амариллис завернулась в нагретую простыню, вычерпала всю грязную воду в стоящие рядышком ушаты, ополоснула ванну и налила в нее свежей воды, перебрала все стоявшие на скамеечке баночки, придирчиво их обнюхивая, и остановила свой выбор на лавандовой эссенции - все-таки отдохнуть надо... Затем в отдельном тазу, заранее заботливо поставленном на табурет, девушка вымыла волосы, и только потом, со вздохом всепрощающего, на все заранее согласного удовольствия погрузилась в теплую, убаюкивающую воду. Она лежала, лениво разглядывая свои наконец-то отмытые пальцы, поглаживала живот и бедра... в голове была пустота, пронизанная легким звоном. Веки Амариллис отяжелели, мокрые ресницы слипались; еще несколько минут - и она бы заснула прямо в воде, но тут в дверь постучали. Девушка встрепенулась.
-Я так и знала, что ты все еще отмываешься, - с добродушной усмешкой сказала вошедшая экономка, - вылезай уже, пора одеваться.
Амариллис вышла из ванны, встала на коврик, стерла пушистым полотенцем душистые капли с теплой розовой кожи и подошла к сундуку. Накинув легкую нижнюю рубашку, она шагнула к камину, просушить волосы. Затем, расчесав их, еще влажные, вьющиеся, деревянным гребнем, принялась одеваться. Надела простое темно-голубое платье суртонского шелка, завязала длинный пояс, расшитый мелким жемчугом, завязала тонкие ремешки белых замшевых сандалий. Закончив, девушка подошла к стоявшему в углу напротив курильницы зеркалу и увидела там... впрочем, она тут же выпрямилась, развернула плечи, гордо подняла подбородок; что бы сказала госпожа Эниджа, если бы увидела эту довольнешенькую отварную курицу с опущенными плечами?! - попеняла она себе и поклялась никогда больше так не размякать.