Мы летели над огромным озером. В озере плавали кувшинки. На берегу кто-то пел песню, кто-то жег благовония, кто-то играл на бубне, кто-то считал звезды. Где-то квакала лягушка и ей вторила квакушка. Где-то далеко в курятнике мне послышался крик петуха, молодого, ещё не опытного с надрывом в голосе, но который уже разрезал небо. Он резал небо какими-то фиолетовыми линиями, а где-то вдалеке загорался красивый восход. В полях падали росы. Нагие девушки бегали, купались в росе и кричали: Любовь! Любовь! Любовь!
Всё это смешалось в огромный хоровод и уходило в самую глубину синего неба. И тогда я поняла, что созерцала сотворение Любви.
Любовь… Что же это за состояние такое?
Когда действительно любишь, любишь только одного или можно любить сразу нескольких? Или тогда это не любовь? Но иногда бывает так, что вроде бы любишь и одного и другого. Тогда что это? И как разобраться, с кем быть? Ведь все время быть с двумя не получится, а когда с одним — чего-то не хватает…
— Батюшка, что же такое получается, Вася мне нравится больше. Но почему же мне с Колей так хорошо? Что же в нем есть такое, что он делает так, как не может делать Вася?
Батюшка перекрестился и сказал: Да, пахтует он твой океан Вселенной, твое бессознательное, самой глубиной и длинной своего осознанного.
Господи, да пребудет твоя суть и твоя внутренняя раковина в счастье, — сказал так отец Никодим и ушел восвояси.
Как стояла, так и остолбенела. Ничего не поняла. Поняла, что прокололась. Поняла, что рассказала, что имею еще одного. Но самый большой грех Батюшка так и не узнал. Был у меня еще третий, которого я любила как мальчика, как маленького ребенка, как свое продолжение, хотя ко мне он отношения никакого не имел. И чувствовала я над ним ответственность матери. И чувства стыда у меня не было. Заходила я к нему как женщина, как возлюбленная, а становилась матерью и начинала поучать. А он в это время все порывался постучать в мой внутренний колокол…
На мгновенье она вынырнула из своего сна и вновь погрузилась в самую его глубину.
Опять сновидения, опять он, опять эта кричащая из глубин неосознанность. Опять что-то такое, куда весна загоняет нас. Может это дебри цветущей черешни, опадающей снежными лепестками, полной завязей. А может воспоминания, заставляющие набухать соски и что-то там глубоко на другом конце маятника. И сердце начинает стучать по-другому, и птицы поют все время все об одном и том же и мухи жужжат: «Любовь! Любовь! Любовь!»
Поцелуи во все стороны, сверху вниз, на все четыре стороны света…
— Господи, идет голова кругом. Что же это такое?
— Да ничего, доченька. Это просто идет весна, — сказал отец Никодим и вернул ее в реальность.
— Батюшка, а вы же уходили.
— Никуда я не уходил, солнышко, это ты улетела. Чувство освобождения от греха делает человека подобно ангелу. Он начинает лететь в лоно сердца Отца своего, где все возможно, где всегда вечная весна. Где все прощено и есть только Любовь.
Помни об этом, доченька, и иди с Богом. Сама разберешься. Один или другой, а может третий… Слушай свое сердечко, оно подскажет тебе. Главное в жизни, чтобы была Любовь. Истинная. Подобная отражению поцелуя Господа.
Обалдевшая от сна, она открыла глаза. Посмотрела по сторонам и медленно начала возвращаться в себя. Но где-то посередине пути словно застыла, вспоминая еще что-то, и провалилась в свой новый сон.
Их экспедиция уже второй год работала в Венесуэле. Они искали кочующее племя яномами. Последний раз их каноэ перевернулись на каких-то камнях, на каких-то переходах реки из одного рукава в другой. И они чуть ли не утонули, и могли бы быть съедены пираньями, но на их удачу что-то произошло в этом месте такое, что ни одна рыба к ним не подплыла, и никто не был даже укушен. Они все благополучно выбрались на берег. Но утонули все их вещи, все, что они везли с собой. Только один герметичный ящик для аппаратуры еще держался на поверхности воды и медленно уплывал вниз по течению…
Владимир, начальник экспедиции, кричал:
— Он же не утонул! Он же уплывает! Там же камеры! Там же наши камеры!
И как будто Бог услышал его. Откуда-то появился маленький человечек. Он словно выпрыгнул из дерева и за ним еще и еще… Какие-то маленькие люди прыгали в воду и плыли в сторону этого большущего ящика. С визгом и криками они толкали его перед собой к берегу. Владимир стоял мокрый на каком-то большом камне. Он то ли плакал, то ли с него просто стекала вода. Глаза его горели. Он говорил непонятно кому: