— Спасибо, Селина. Ты произвела впечатление.
— Откуда ты это взял, про особый мир рогн? — недовольно спросила она. — Там ничего подобного нет.
— Значит, я ничего не выдал, — улыбнулся Илья. — Надо же было что-то им скормить.
— Опять забавно. Но вообще-то инспектор соврал, что на тебя ничего нет. Он знает больше, чем рассказал. Однако признаться в этом не мог, во Всемирной федерации запрещено собирать информацию о человеке без его разрешения. Только если выписан судебный ордер.
— А как ты узнаешь, что человек врет?
— Неприятная желтизна в неких областях ауры. Но его мысли я прочитать не смогла. Для этого требуется специальное обучение и долгая практика, а тренироваться на муже мне запретили.
— Тогда ты должна была видеть, как я соврал? Тоже неприятная желтизна?
— Скажем так, золотистая окраска с ядовитым оттенком. — Селина слегка фыркнула. — Вот почему с рогной трудно жить, она тебя насквозь видит. Ну, почти…
Жилая гряда в Филях оказалась похожа на миниатюрный горный хребет: этажи висели над зелеными лужайками террас, белые ленточки искусственных водопадов падали с яруса на ярус. Встретила девушка-агент в чем-то лиловом и переливающемся.
— Я Сола, — представилась она. — Идемте. Квартира с мебелью, а в цокольном этаже, если понадобится, есть бокс для ховера.
Селина осталась довольна видом из окна, как раз на ее любимые сады, и лужайкой на террасе. Даже кровать, хотя и меньше, чем в отеле Огненного цветка, не вызвала замечаний.
— Если надоест шум водопада, включайте звуковую завесу, — сказала Сола. — На первом этаже есть ресторан.
Договорилась об оплате, внесли в память замка данные карточек, и расстались. Осталось только съездить в отель за вещами. Селина прошлась по номеру и вздохнула:
— Приятно было пожить здесь. Это надо же, из монастырской кельи — в роскошную обстановку. Из старой девы — в замужнюю женщину.
— Какая ты старая дева? — удивился Илья.
— Уже нет, — согласилась Селина. — Давай пообедаем и съездим, где я работаю. Потом вернемся домой.
Место работы Селины оказалось в Триумфальных садах, которые зелеными волнами уходили к виденному вчера храму. Вдоль центрального проспекта стояли купы деревьев, боковые аллеи вели к группам скульптур и часовням.
— Над всем этим трудились добрую сотню лет, — сказала Селина. — В Садах представлена история России, в ее взлетах и трагедиях. Но все время что-то меняют или достраивают. Это большая честь, быть допущенной к работе здесь. Я сначала занималась цветочными композициями, а сейчас доверили ландшафтное оформление одной скульптуры. Посмотри.
Они оставили мувекс ждать, и пошли по аллее. В конце обогнули полуразрушенную кирпичную стену, за ней оказалось высеченное из гранита изваяние мужчины. Он сидел спиной к стене, опираясь локтем о кирпичи: высокий лоб, зачесанные на стороны волосы, вдохновенное лицо. Перед памятником — лужайка, усыпанная яркими цветами, по ней тропка ведет к небольшому ручью. Глаза мужчины устремлены на величественный храм Солнца мира, видимый сквозь листву берез.
— Это памятник Даниилу Андрееву, — сказала Селина, — я тебе о нем говорила. Поэт и визионер. Разрушенная стена символизирует тюрьму, где он сидел долгие годы, еще в двадцатом веке. Там он сумел написать книгу «Роза мира», которую сейчас проходят в школах… Хотя может, уже не проходят. Там о Всемирной церкви, о других мирах. Памятник — работа известного скульптора, и замысел прост: человек, пусть и духовно, вырвался на свободу и видит красочный мир с храмом, о котором мечтал. Но, похоже, что-то не так с окружением: памятник получает лишь средние оценки. Мне поручили посмотреть, что можно сделать? Я захватила это, — она достала из сумочки какую-то рамку, раздвинула, и в ней возникло объемное цветное изображение. — Видишь, я меняла цветочные композиции, перемещала или вообще удаляла тропку… всё не то. Слишком резкий контраст между трагизмом скульптуры и ярким ландшафтом. У тебя явно нет художественного образования, зато есть свежий взгляд. Что бы ты предложил?
— Гм… — Илья растерялся, но не ударять же лицом в грязь перед молодой женой? Огляделся: действительно, все солнечно и ярко кругом. И по контрасту в памяти всплыли руины сталинских лагерей на Колыме…
— Ты знаешь, — сказал он, — в мое время еще встречались остатки старых лагерей, но кладбища не сохранились. Однако их легко узнать, там среди камней густо растет иван-чай или кипрей. Целые лиловые поля. Мне кажется, не нужно обилия ярких цветов. Кипрей нежный цветок, но в нем сквозит некая печаль… Во всяком случае, для меня, — неловко добавил он.