Особо долго ждать не пришлось. Лишь Оризис, завершая свой дневной путь, и окрасив за окном мир в фиолетовые тона, погрузился в морские пучины - щелкнул дверной запор. Леон, валявшийся в постели и тупо глазевший в потолок, настороженно сел, вперив взгляд в дверь.
На пороге появилась служанка. Юноша разочарованно вздохнул. Но недовольство быстро уступило место радости. Стоило ей сделать несколько шажков, как стало ясно, что под одеждой тюремщицы скрывается юное тело. Девушка ступала пугливо, словно ламинь, страшащаяся клыков ворка.
-- Только бы не спугнуть! - подумал Леон. - Это мой единственный и последний шанс.
-- Не бойся, милая! Я не кусаюсь! - как можно более мягко, в полголоса сказал он. - Ну же!
Услышав его голос, девушка остановилась, и теперь мучительно колебалась - броситься обратно и затворить двери, или остаться. Наконец, решившись, ступила вперед.
-- Меня зовут Леон. А тебя? Да не бойся же ты! Ничего плохого я тебе не сделаю.
-- Да я и не боюсь, - дрожащий голос говорил совсем об ином. - Зовут меня Мелисса, ну а матушку мою - Глофия. Они с Клопаей сестры, и потому их спутать немудрено.
Начав говорить, она уже не останавливалась, заглушая болтовней страх.
-- Стража уже сменилась. Прибывшие собрались в зале и пьянствуют. А матушка,.. - тут она на секунду замялась, но видать, вспомнив звон пощечины, сердито сверкнула глазами. Теперь она уже действительно не боялась -- матушка с возницей Джафом затворились. Теперь не выйдут до утра.
-- А кто этот Джафа? Да ты, Мелисса, садись рядышком, если не боишься.
-- Возница Джаф через день на лодке возит свежие продукты, воду, и все что надо. Мало ли какая блажь миледи взбредет в голову.
На одно вино вон, сколько идет! Всякое ведь не пьют! Благо, братец денег не считает.
-- А ты, Мелисса, вино то, хоть разок пробовала?
-- А как же! - соврала, девушка, покраснев.
Леон наполнил доверху два бокала.
-- Пей!
Она осторожно пригубила вино.
-- Не бойся, не отравлено!
-- Да я и не боюсь вовсе. Вот еще... сама наливала...
И быстро осушила бокал. За первым последовал второй.
-- Говоришь, братец денег не жалеет... А откуда у него столько?
Девушка удивленно посмотрела на собеседника.
-- Это у графа-то Николя де Гиньон? Наместника Фракии?
Теперь и Леон понял, что сморозил глупость. И так, миледи - графиня Салма де Гиньон. Роза Трехглавого. О ее жестоких похождениях ходили легенды. Кровь в жилах стыла...
-- Разве ее не казнили?
-- Кого?
-- Я говорю о графине де Гиньон.
Леон вновь подлил Мелисе вина.
-- Казнить Салму? - слегка заплетающимся языком удивленно пробормотала девушка, делая очередной глоток.
Алкоголь явно ударил ей в голову. Отвечать она не стала. Помутневший взгляд остановился на угадывающемся под полупрозрачными вуалями мужские достоинства Леона. Теперь пришла очередь краснеть ему. Понимая, что отступать нельзя, он решительно отпил из бокала.
Мелиса, не ожидая особого приглашения, распустила корсет, сбросила платье. На свет явились молочно-белая, несколько великоватая для ее возраста грудь, пухлые мягкие плечи, рябой, весь усыпанный точками родимых пятен живот со жгуче-черными вьющимися волосками на лобке и такими же темными, но чуть поменьше - на бедрах и ногах. От нее разило потом и вином, что подавляло и так не весьма сильный зов плоти. Отозваться на него Леон смог лишь после того, как вспомнил о торлитовой игрушке в руке миледи...
Спустя полчаса, тяжело дыша и прикрыв глаза, он уже раскинулся на широком мягком ложе. Не покидало ощущение грязи и гадливости. Казалось, что перемазан дерьмом с головы до пят...
Из полузабытья вывели булькающие звуки, сопровождавшиеся громким иканием. Открыв глаза, Леон увидел, что Мелисса сидит в кровати, свесив ноги на пол, с бледным, густо усеянным капельками пота лицом и абсолютно пустым взглядом. Вздутый живот судорожно подергивался. Наконец, замычав, она извергла зловонную струю недавно выпитого вина и остатки накануне съеденного ужина. Вытерев ладонью мокрый рот, грудь, живот вновь затряслась, выдавая новую порцию, после чего упала на постель и шумно захрапела.
"Пора! - решился Леон, - да помогут мне боги! Перун, Создатель - все едино!"
Содрогаясь от брезгливости, напялил дурно пахнущую, несвежую одежду тюремщицы, ее серый, пропитанный потом, чепец. Взял серебряные монеты, кинжал, спрятанный от Ловсека. Немного поколебавшись, до конца не понимая, зачем -- присоединил к ним торлитовый фаллос. Прихватив принесенный девушкой незажженный фонарь, приоткрыл дверь.
У стены, храпя не хуже Мелисы, спал страж. Пустой кувшин валялся рядом. Щелкнул затворный механизм. Теперь назад пути уже не было. Напрягая память, не спеша, то и дело, опираясь на стену, двинулся к выходу.