Деревенский староста определил Керал в услужение к миледи Салме, чем и подписал приговор.
Девушке ничего не стоило заморочить голову легендой о Цветке Счастья, который якобы должен вот-вот распуститься в горах. Но чтобы волшебство свершилось, об их походе никто не должен знать. Увидеть его мог лишь глотнувший зелья "прозрения", которое и лишило на время Керал сил.
Широко раскрытыми, полными непонимания и ужаса глазами, не в силах не только противиться, но и позвать на помощь, она следила как миледи, сняв с нее одежды, привязала к сухому дереву, сложила у ног охапку хвороста. Затем, достав из дорожной сумки пузырек с темной жидкостью, пролила на острие извлеченного оттуда же тонкого кинжала, несколько вязких капель. Привычным движением рассекла кожу, начертав на груди и животе Керал силуэт Трехглавого. Смешавшись с кровью, жидкость вскипела. Надрезы вначале покраснели, а затем почернели. В такт дыханию жертвы затрепетали крылья демона, пасти на головах открылись.
Теперь, когда Трехглавый вселился в рисунок, не хватало лишь огня. Он вспыхнул сразу, лишь стоило поднести огниво. Ослепительно яркий и жаркий, совсем не такой, какой можно было ожидать от не слишком сухих веток.
Вопль боли и отчаяния жертвы слился с торжествующе-гортанным криком палача. После того наступил миг опустошения, который вскоре сменился приливом сил, ощущением бодрости и молодости. Господин жертву принял. Но впереди - самая главная и важная. На свете нет места двум Розам. Положив на алтарь Софью, в жилах которой течет божественная кровь, она обретет новую силу, переступит человеческую грань, сможет проникнуть в тонкие сферы.
Да и для дела польза не малая! Фергюст долго не протянет -- значит освободится престол Торинии. В этом случае, окажись Филипп удачлив, можно навсегда покончить с кочевой жизнью. Для начала стать герцогиней не так уж плохо, ну а дальше,.. дальше будет видно!
* * *
Казавшаяся такой близкой славная победа, за единый день обернулась безоговорочным поражением. Даже более -- полнейшим крушением планов и надежд.
Филипп, загнавший де Фовера в Лот, осадил город. Он даже попытался пару раз его штурмовать. Но ополченцы, отведав смертельно жалящих арбалетных болтов ветеранов де Фовера, живо потеряли прыть. Ну а горцы, те так и не пожелали слезть со своих низкорослых, но удивительно выносливых и неприхотливых лошадей.
Конечно, долго гарнизон наместника устоять не мог. Но этого и не потребовалось. Уже на четвертый день с юга подтянулись размещенные на границе с Дактонией тысячи, а с запада привел войска граф Мартин Макрели.
Так, не особо дружное "воинство" Филиппа, все разом угодило в западню.
Все о чем мечтал еще Симон Макрели, свершил Мартин. Наголову разбил объединенные силы горцев и бунтовщиков. Но как ни странно, бойню не продолжил, а, окружив остатки злобно поглядывавших друг на друга горе-вояк, отложил развязку до утра.
"Почему он медлит? -- Думал Филипп, прекрасно понимая, что на этот раз ему не уйти. Больше нет ни золота, ни сторонников. Салма и Ворон в основном помалкивают. Да и поглядывают как-то странно - словно на покойника. Горцы же зыркают голодными ворками. Не колеблясь, выдали бы Макрели. Да вот только, видать, тому без надобности. Сам возьмет и учинит показательную казнь. И не где-нибудь, а на лобном месте в Торе. Почему только тянет?"
Ответ пришел довольно скоро.
Лишь Оризис коснулся горизонта, с той стороны рожок запел нежданную мелодию, зовущую на переговоры.
Макрели выслал парламентеров.
"Что он хочет обсуждать? И так все предельно ясно. Безоговорочная сдача в плен. Неужели сохранит жизнь?"
Еще больше Филиппа удивило приглашение на личную встречу...
Охрана осталась за спиной. Навстречу друг другу шли с открытыми лицами.
Филипп, раскрасневшийся словно нашаливший мальчишка, страшащийся неминуемой порки от строгого учителя, и невозмутимый, уверенный в себе Мартин, в последнее время все больше походивший на отца.
Филипп, не выдержав его взгляда, опустил глаза.
-- Личной вражды к Вам, юноша, я не питаю! - совершенно спокойно, с нескрываемым безразличием произнес Макрели. - Скажу больше: мне понятны Ваши устремления и амбиции. Вот только путь Вы избрали не самый лучший...
"Теперь это ясно и мне", -- закусив до крови губу, думал Филипп.
-- ...он не мог ни к чему хорошему привести. Я понимаю, что Леон Барель помогать особо не спешил... и вряд ли собирался.