Одежда… да в такой пол-Империи ходит, после войны обеднел народ, ох обеднел. Узкий кинжал в потертых ножнах да пара метательных ножей — ну, путешествующему в одиночку можно бы оружие и получше иметь. Кошель на поясе явно не пустой, какие-то амулеты на шнурках висят на шее. Прическа короткая, удобная и в дороге, и в бою, и в деле. Одним словом, встретишь на улице или в пути — и внимания не обратишь. Только вот в пустыне, в полусотне лиг от города, в стороне от дорог, там, где живому вроде и быть не положено, такая встреча настораживала.
Несколько помедлив, человек достал откуда-то небольшую круглую флягу. Отпив пару глотков, подумал и стал лить воду на лицо лежащей. Растрескавшиеся от жажды губы медленно зашевелились, ловя живительную влагу. В медленно открывшихся помутневших глазах мелькнула искра сознания, и тонкие женские пальцы с нечеловеческой, невесть откуда взявшейся силой вцепились в сосуд, поднеся горлышко ко рту. Воды во фляге почти не оставалось, и после нескольких судорожных, с хрипом и кашлем, глотков она кончилась совсем.
Девчонка (ну как ее еще называть?) жадно ловила последние капли, потом уронила руки и лишь открывала и закрывала рот, разминая пересохшее горло.
— Дай еще! — с трудом выдохнула она.
Человек в черном молчал, наблюдая, как перераспределяющаяся вода вливала жизнь в то, что через пару часов стало бы лишь высохшим телом. Затем взял пустую флягу и что-то прошептал над ней. Внутри что-то тяжело булькнуло, и рука его чуть опустилась под появившимся весом.
И вновь потекла, потекла вода, давая силы измученному организму. Вода, которая в песках дороже золота и которую с такой легкостью добыл маг в черном плаще.
— Еще! Еще воды! — умоляли зеленые глаза, но человек лишь покачал головой.
— Грязный хуманс! — Девчонка попыталась ругнуться, но даже заплакать было еще нечем.
— Хватит для начала, иначе тебе же хуже будет. — Неожиданно рокочущий бас спасителя пробирал до печенок и цеплял за душу, как багром.
Девчонка хотела сесть повыше, но сил не было, и ладони лишь скользнули по песку. Но внимательный взгляд из-под низко надвинутого капюшона отметил, как ловкие пальцы вроде невзначай скользнули по кошельку и проверили кинжал на поясе.
— Отдыхай пока. — Человек подвинул девчонку, пристроил поудобнее. А сам уселся прямо на холмик песка, пошарил рукой в воздухе прямо перед собой и извлек откуда-то изрядных размеров персик, почему-то покрытый каплями росы. Не обращая внимания на жадный блеск в нечеловечески красивых глазах, он со смаком впился в плод, роняя янтарные капли сока.
Тень от камня медленно, но неуклонно удлинялась и уползала в сторону, пока лучи уже заходящего солнца не лизнули носок сапога. Палящий зной от раскаленного песка сменился просто жаром, как от печи, и на все вокруг теперь можно было смотреть, не прищуривая глаз. Человек убрал дальше от солнца ногу и принялся задумчиво двигать по песку косточку от персика.
— Я вообще-то яблоки люблю. — Девчонка уже оклемалась и, хотя была слаба как цыпленок, явно пыталась сообразить, кто же оказался с ней рядом и что от него можно ожидать.
— Зовут меня, — она слегка поколебалась, но сказала правду, — Айне. Золото у меня есть, можешь отобрать все, только оставь воды.
Маг повернул к ней голову. Капюшон он давно откинул, и теперь можно было видеть, что ему около тридцати и глаза жесткие, но не злые. Скорее равнодушные. Однако он достал из воздуха пару сочных даже на вид краснобоких яблок и протянул ей, на миг встретившись взглядом.
— Я так понимаю, если дал воды и не бросил подыхать, то убивать не будешь? Если не отнял деньги и прочее, то придется… отслужить?
— Посмотрим. Может, и пригодишься. — Непонятный спаситель посмотрел на нее через плечо, слегка прищурившись.
Айне почувствовала себя немного неуютно, но, набравшись храбрости, заговорила опять:
— Отслужу, не пожалеешь! А как тебя величать? И… — Она задала вопрос, который терзал ее больше всего: — Ты действительно черный маг?
Человек повернулся к ней уже всем телом и посмотрел в глаза так внимательно, что все сомнения пропали — сейчас из нее сделают безмозглого покорного зомби или в лучшем случае принесут в ритуальную жертву. Однако миги текли за мигами, и наконец он произнес, словно вколачивая каждое слово молотом: