Они подошли ко входу, и Николас остановился. Он вовсе не намеревался отвечать на ее вопрос. Просто, осматривая окрестность, увлеченный, — как это уже было однажды раньше, — он мысленно воссоздавал древность в ее реальности.
Потом он двинулся вперед, поднимаясь вверх по наклонной дороге к массивным воротам крепости. Работы по реставрации были в самом разгаре, и Николас был полностью поглощен этим. Здесь работал его друг, и Джейн помнила, что знания, которыми тот обладал, были очень важны для Николаса во время работы над предыдущей главой его книги.
Кругом было много туристов. То тут то там можно было услышать голоса гидов, рассказывающих слушателям о том, что Тиринф — родной город Геракла. Здесь он, один из многочисленных сыновей любвеобильного Зевса, родился и отсюда отправился совершать двенадцать подвигов для своего дяди, царя Эврисфея.
Некоторое время спустя Джейн и Николас пересекли большой двор и оказались в мегароне, помещении, в древности предназначавшемся для мужчин, состоявшем из дворика, портика и главного зала. Николас делал пометки в блокноте, а Джейн смотрела на виноградники и сиреневого оттенка холмы за ними. Солнце ярко светило, а воздух был тепл и кристально чист. Среди развалин цвели олеандры, и их подхваченный ветерком аромат, легкий и сладкий, дразнил своей неуловимостью.
— Если вы подержите метр, — ледяным тоном произнес Николас, — мы сможем сделать необходимые измерения. Вот размеры, которые мне дали, но я хочу их перепроверить. Эти раскопки совсем новые, как вы могли заметить, и я не хотел бы допустить ошибок.
Джейн выполнила его просьбу, она же записывала все результаты. Следующая пара часов была потрачена на замеры, записи и фотографии.
Только когда, сев на траву, они ели бутерброды, приготовленные Джейн, и пили чай из фляги, Джейн почувствовала, что Николас несколько смягчился. Он стал говорить о дворце и о том, каким он был в древности, когда, во всем своем великолепии, являлся второй по значению цитаделью Арголиды.
— Фрески, найденные здесь, многое поведали о жизни людей того времени… фрески и конечно же вещи, найденные в гробницах. Был царь, как всегда, восседающий на великолепном троне. Не надо напрягать воображение, чтобы представить себе отсветы огня на золоте и серебре или настенные росписи, изображающие марширующих копьеносцев и микенских придворных дам в платьях с осиными талиями и с прекрасными драгоценными камнями, украшающими волосы… — Он увлеченно продолжал, и Джейн слушала не перебивая. Археология была в ее крови в той же степени, как и в его. Разница между ними состояла лишь в том, что Николас был профессионалом, а Джейн — любителем.
— Остался еще чай? — спросил он наконец, когда закончил свои объяснения.
— Да, его вполне достаточно. — Она наполнила его чашку. Их взгляды встретились, и глаза Николаса снова ожесточились. — Я что-то не так сделала? — отважилась Джейн, передавая ему чашку.
После небольшой паузы он сказал прямо:
— Вчера, мисс Бриант, я собирался заглянуть к Паулине и случайно услышал, как вы обсуждаете… меня.
— О-о… — Джейн потупила глаза. — В самом деле?
— Ваше мнение обо мне, очевидно, не улучшилось.
Она прикусила губу, пытаясь подобрать слова. Надо же было ему оказаться у двери в тот самый момент!
— Что в-вы слышали? — наконец сумела выдавить из себя Джейн, осмелившись приподнять глаза ровно настолько, чтобы взглянуть на Николаса из-под ресниц.
— Сколько я слышал? Вы ведь это имели в виду? — поинтересовался он, приведя ее в замешательство, и краска залила лицо Джейн.
— Прошу прощения, доктор Валлас…
Позволив еле слышному извинению прозвучать без комментариев, он затем сказал очень мягко:
— Как понятно из ваших слов, меня обсуждали довольно долго, перед тем как я услышал ваше высказывание, что я, кроме всего прочего, чаще бываю груб, чем вежлив, и что моя… хм… бедная жена будет страдать, и что я не буду уделять ей внимания.
Джейн сковал ужас, но в то же время что-то в самом разговоре поразило ее, сам тон его речи. Для него были характерны холодность и высокомерие, и девушка предполагала, что услышанное он оставит при себе. Но в последнее время Николас часто находился в состоянии напряжения, как будто сдерживал какое-то сильное чувство. Это был один из тех случаев. Учитывая обстоятельства, можно было предположить, что доминирующей эмоцией, владеющей им, должна была быть злость. Однако Джейн видела, что это не так. Его проницательные глаза холодно смотрели на нее… и в то же время в них можно было разглядеть смутную тень упрека, словно Николас не мог понять, почему такие нелестные для него замечания слетели с ее губ. Неожиданно она почувствовала, что ей очень важно, чтобы он узнал правду, чтобы понял причину, которая вынудила Джейн произнести те слова. Она должна была заново заслужить его уважение… но могла ли Джейн упоминать о Паулине и ее увлечении Николасом? Нет, это было невозможно. Девушка грустно покачала головой и все, что она сказала, было: